В больнице Алекса проводили в отдельное здание и снова оставили в пустом белом коридоре, наверное, во всех больницах эти безжизненные стерильные коридоры одинаковые. Опять потянулись длинные часы ожидания, в этот раз он не бегал туда-сюда, как последний психопат, а силой воли заставил себя сидеть в кресле. Он вспоминал, как они с Аной смеялись в прошлый раз над его забегами перед закрытой дверью. В какой-то момент яркие плоские лампы задрожали, и во всей больнице одновременно вырубился свет. Именно в этот момент Алекс остро почувствовал опасность. Его интуиция, немного приглушенная спокойной жизнью в последние годы, еще сильнее отреагировала на внешнюю угрозу. Так он чувствовал себя в бою, еще никто не напал, внешне все спокойно, но скрытая угроза – вот она, рядом, за углом, вынюхивает, ищет слабое место. Спустя минуту свет включился, перед глазами был все тот же длинный пустой коридор, ощущение опасности растворилось в воздухе, словно его и не было. Прошло еще полтора часа… Алекс занервничал, что-то процесс затянулся, в прошлый раз было быстрее. Стараясь приглушить тревогу, он все же начал ходить по коридору, выдержки просто сидеть и ждать не хватило.
В тот день все с самого утра пошло не по плану. Измученная бессонной ночью и необъяснимой тревогой Ана не сразу поняла, что с ней происходит. А потом, когда все стало слишком очевидно, вызвала врача и стала собираться. Дома, как назло, никого не было, дети в садике и школе, Димитрис на работе, номер Алекса не отвечал. По дороге в больницу ей стало совсем плохо, в этот раз все проходило гораздо тяжелее, чем в прошлые два, словно ребенок совсем не хотел появляться на свет. Она слабо понимала, что происходит, рядом бегали врачи, суетились медсестры, перед глазами сплошной пеленой стоял красный туман, но все ее мысли были только о ребенке. Наконец сильная боль прекратилась, Ана услышала слабый писк, и ей на грудь положили маленькую сморщенную девочку, опять очень похожую на Алекса. Она недовольно кривила мордашку и тихо всхлипывала – ребенку явно не нравилось в этом неуютном чужом мире. А потом выключился свет, и все события стали происходить, как в замедленном кино. Одновременно замерли врачи, застыли медсестры, остановились стрелки на больших часах, даже в капельнице перестали падать капли, живыми в этом замершем вакууме были только Ана, маленькая девочка и здоровенное черное дерево, которое непонятно как оказалось в родовой палате. Дерево тянуло длинные корни прямо к ребенку, но Ана стала сбрасывать мерзкие отростки со своих ног.