Потом мы расстались – время жалости не терпит.
Говорят, оно лечит, но разве не оно же ранит? Разве не оно, порой, приносит боль, которую не способно приглушить, наносит раны, которые не способно заживить? С первой минуты я боялся тебя потерять. И потому моя боль особенно сильна. Я потерял тебя. Найду ли?
Ты знаешь, как все произошло. Ты сама так решила. Иначе было нельзя. И я принял твое решение, мой милый друг! Я смирился и поддержал тебя. Иного выхода у нас не было.
– Нет, нет, мой милый друг, – умоляли твои глаза, шептали твои губы, страдала твоя душа. – Тебе больше нельзя быть рядом со мной. Я все решила, я начинаю новую жизнь, в другом городе и не скажу тебе, в каком. Это стало бы губительной слабостью.
– Нет, нет, мой милый друг! – пылали мои глаза, кричали мои губы, сопротивлялась моя душа. – Мне нужно быть рядом с тобой. Пусть и для меня начнется новая жизнь, пусть даже в другом городе. И это не станет губительной слабостью.
Сейчас я вспоминаю об этом со смешанным ощущением боли и теплоты, на глаза наворачиваются слезы, ком за комом подступает к горлу. Правильно ли мы поступили? Должен ли был я отпустить тебя вот так, куда-то в тайный безграничный мир, утратив всякую связь с тобой и отрезав, по твоей же просьбе, возможности найти друг друга? Должна ли была ты уехать вот так, куда-то в тайный безграничный мир, утратив всякую связь со мной?
Иногда действительность кажется сном, страшным сном, от которого не отойти. Я каждое утро просыпаюсь с надеждой на то, что все иначе, все по-прежнему, и ты где-то поблизости, но сразу, отрезвленный, понимаю, что уже не сплю. Только бывает, проходит час-другой и наплывает наваждение, что я все еще сплю, меня тревожат кошмары и окружающие не в силах добудиться. Оно ужасно, это наваждение, обманчиво, но и приятно, поскольку дарит надежду, краткую и робкую.
Ты не знаешь, но я тоже уехал тогда и не появлялся в нашем городе несколько месяцев. Посвятил себя работе, окунулся в нее с головой, наивно полагая, что другого лекарства от вечной разлуки нет. Но я вернулся, и что мне делать в опустевшем городе – не знаю. Он по-прежнему полон тобой и в то же время пуст без тебя. Странно ходить там, где недавно ходила ты, и понимать, что твои ноги больше не коснутся старинной мостовой, и что мне суждено одному теперь бродить по старым знакомым улочкам.