– Ты разобрала, о чём шептал голос? – спрашивает Виктор.
– Да, – отвечаю и стараюсь улыбаться. – Это было стихотворение. Про хана.
Виктор удивляется:
– Расскажешь?
Я тихо читаю два четверостишия и смотрю на Виктора. Он глядит куда-то в другой мир.
– Красиво, – шепчет. – И по-нашему, тотально.
– Может, ты знаешь автора?
Стрелок отрицательно качает головой:
– Когда доберёмся до Аркама Два, я попрошу Ли, историка, посмотреть в Библиотеке. Он мне за пиво должен. Целую бутыль святого напитка на него потратил!
Смеюсь. Пиво. Отголосок прошлого. В столовой иногда можно получить синтетическое безалкогольное пиво. Правда, мне оно не нравится. Интересно, какое было пиво раньше? Наверное, оно было настоящим, как и мир. Хотя… Меня до сих пор мучают загрузки истории. Был ли наш мир когда-нибудь настоящим?
Вновь смотрю в окно бронехода. Вблизи песок смешивается в единую массу, а вдали превращается в застывшие волны. Барханы очень похожи на волны. Вот бы посмотреть на настоящее море, вдохнуть его легендарный запах. Сейчас половина планеты затоплена, половина – умирает от засухи. Я не видела умирающие моря, но, говорят, жуткое зрелище. Берега завалены гниющей рыбой, водорослями и мусором. Вода – чёрное радиоактивное месиво. Как же хочется увидеть ту синюю настоящую безбрежную водную гладь, которую иногда показывают в старых фильмах. Посмотреть, как синева моря сливается с небесной у горизонта… Кино. Вот было время-то: люди снимали кино. Удивительно. Как же нужно жить, чтобы тратить своё время на создание иллюзий. Красивых, конечно, но иллюзий. Знаю, тогда было другое мышление. Другое сознание. В те времена люди не выживали, они жили. Как же хочется жить. И как же тяжело это делать.
Бронеход сбавляет скорость: ковчег. Надо бы радоваться, что мы добрались живыми, но меня вновь сковывает тоска. Каждый раз, когда отправляюсь на задание в другую базу, тайно надеюсь встретить его. Хотя, знаю, это невозможно. Но… Среди беженцев или новобранцев. А может, замечу знакомую фигуру на вылазке в пустыню, среди каравана цыган. Но у Вселенной, видимо, другие планы на наш счёт. Самое ужасное, я даже не помню его лица. Не помню лица человека, которого люблю. Да. Я до сих пор его люблю. Я помню лишь счастье: короткое и яркое, будто из того мира, где всё ещё снимают кино.