Наверное, мне нравилась та простота, которая сохранялась в моем ежедневном распорядке дня. Утром не было никаких сюрпризов. Я поддерживала свой имидж так же, как поддерживала свою жизнь: всему свое место и все на своих местах. О боже, мой отец был прав: я действительно перестала расти.
Несмотря на свой безупречный вид, я волновалась. Как Эйдан воспримет мое увольнение? Поймет ли он, что я должна так поступить? Или он попытается отговорить меня? Я не знала, смогу ли все это выдержать. Я принесла корпоративному отделу много денег и без всякого высокомерия полагала, что именно мой вклад сделал отдел таким успешным, каким он был сейчас. Эйдан каждый раз упоминал об этом в своем ежегодном отчете о результатах работы персонала.
– Ты ищешь просветления? – спросил он. Шеф выглядел так, словно пытался меня понять.
За годы нашего знакомства Эйдан, ко всему прочему, стал буддистом, оставив позади свои католические корни и приняв учение Далай-ламы. И именно поэтому он должен был понять, почему мне так важно двигаться дальше. Ведь так? Я сплела пальцы вместе, стараясь не сжимать их слишком сильно. В прошлый раз, когда он решил, что я выгорела на работе, он предложил отправить меня в буддийский лагерь. Мне бы не хотелось снова подымать эту тему.
– Не столько просветления, сколько обновления, – сказала я и, встретив его добрый взгляд, глубоко вздохнула и добавила: – Мне нужно вспомнить, каково это – быть счастливой. Мне нужно снова научиться смеяться.
Взгляд Эйдана смягчился. Я знала, что он улыбается, хотя это было трудно заметить сквозь густую растительность. У меня возникло ощущение, что он пытается вспомнить, как звучал мой смех. Когда между его бровями появились две глубокие складки, я заподозрила, что он не может этого вспомнить. Когда меня что-то смешило, звук был в лучшем случае похож на металлический скрежет.
Эйдан наклонился вперед. Он поставил локти на стол и сплел пальцы рук, потом пристально посмотрел на меня своими бледно-голубыми глазами, и я почувствовала, как мое сердце тяжело забилось в груди. С тех пор как два года назад меня повысили до должности старшего директора по развитию фонда, которую я получила всего за пять лет работы в корпоративном фандрайзинге, а не за десять, которые обычно требовались, я никогда не болела, никогда не брала отпуск и вообще не пропустила ни одного рабочего дня.