Честно говоря, не помню, когда плакал последний раз до этого дня. Но сегодня ночью я вдруг почувствовал щекой, что подушка горячая – сквозь щетину ручейками полились слезы. Меня преследует один и тот же сон. Уже больше года с завидной периодичностью, словно гиена к спящему, он подкрадывается ко мне. Чувствует мою слабость и по клеточке, по нервному окончанию, по сантиметру проникает в подсознание, такое беззащитное во сне. Этот сон страшен тем, что он всегда разный. Что я иду, оступаясь в этой дреме, разными путями, но всегда прихожу к одному и тому же финалу. Я помню совершенно отчетливо, как я погрузился в этот ужас в первый раз – запомнил, потому что впервые открыл глаза среди ночи не медленно разлепляя веки, а как ставни, которые резко распахивают, чтоб увидеть солнце. Открыл в суеверном ужасе, что если я их сомкну хоть на одно ничтожное мгновение, то уже не смогу вернуться обратно. Этот сон – трясина, там в глубине собрались самые жуткие мои страхи и боли, как кикиморы они извиваются, лишь бы я поддался им и с головой скрылся в вонючей жиже.
Я чувствую его сразу, как животное. И в реальности и во сне – стоит ему, белобрысому, проснуться, двинуться, всхлипнуть – и где бы я ни находился в этот момент, я сразу обернусь. Я сразу открою глаза, когда мой сын едва-едва начинает просыпаться сам. Я вообще не уверен, что он хоть раз видел меня спящим. И вот я по какому-то дуновению понимаю – тут со мной, в этой темной комнате, мой сын Паша. Я не вижу его, но слышу, как он шебуршит, чувствую сладковатый подростковый запах, запах своего собственного ребенка – и вот я вскакиваю и ищу его руками в полной темноте, судорожно пытаясь наткнуться на всегда горячую кожу его. Я шарю вокруг, вслушиваясь и едва-едва, кончиками пальцев, стараясь дотянуться до него.
Дотянулся – и обхватываю его угловатое, жилистое тело, ладонями притягивая к себе. Он недовольно сопит, вырывается, и вдруг прижимается ко мне всем телом, щекочет мне шею русыми волосами, утыкается, что-то бормоча, мне в подбородок… Он очень подвижен, слишком быстр обычно – это часть его болезни, только сейчас он тих и спокоен. И вдруг, как сотню раз до этого, он отрывается… но смотрит на меня без тени безумия в своих светло-голубых глазах. Смотрит пристально и серьезно. И хотя вокруг меня в этом кошмаре всегда тьма, я слишком отчетливо, до малейшей родинки, вижу его лицо. Он молчит, едва заметно улыбаясь, а я холодею от осознания, что это снова тот самый сон. Руки мои леденеют и я не могу шевелиться, вглядываясь в фантом моего сына. Где-то внутри, в сознании, мигает красным сигнал тревоги, и в оглушительной, кристальной тишине время дает мне шанс проснуться. Но я не хочу, хоть и знаю, что будет.