Сейчас же, в тот день, с которого мы начинаем повествование, дубовая решётка на воротах замка опущена. Но сами подъёмные ворота открыты. Похоже, здесь ждут гостей известных.
1607 год от Рождества Христова. Конец мая. Вокруг замка под холмом цветут вишнёвые сады. На краткий миг вновь посетил цвет розовый вот эту свою землю. Теплынь-тепло. Верхние окна замка, где находятся жилые господские помещения, распахнуты настежь: навстречу солнцу и низовому ветерку. Он тянет влагой, с реки прохладной. Она недалеко, видна из окон замка, играет бликами под солнцем.
У одного из окон верхнего этажа замка стоит мужчина, одетый в длинный, яркого цвета кафтан. Он среднего роста, модные усы повисли скобкой вниз. Нос у него прямой, высокий лоб, в нём чувствуется родовитость. Безвольный подбородок и плечи, щуплые, нескромно выдают, что он не ведал в жизни тяжёлого труда. Это князь Адам Вишневецкий, хозяин замка. Он смотрит на дорогу, что вьётся в сторону кляштора… Вон выполз из обители ещё монах… Один… Поплёлся по дороге… Хм! Как он заспался-то! Едва бредёт и спотыкается… А вот наконец-то, в награду за ожидание, на дороге, что ведёт к замку от реки, появилась крытая двуконная повозка. Рядом с ней скачут пахолики[2], на козлах кнутом помахивает кучер, пыль серебрится под колёсами. Повозка в гору катится легко и плавно приседает на рессорах.
– Ну, кажется, едут! – воскликнул князь Адам, отходя от окна и обращаясь к князю Александру, своему отцу, который сидел в глубине горницы за обеденным столом.
Князь Александр порывисто поднялся с кресла, хотел было подойти к окну, чтобы выглянуть наружу, но передумал, остановился рядом с сыном… Он оказался выше его ростом и стройнее сложён. Мужчиной он был видным, седовласым. Но и он тоже, заметно было, не отличался особенной физической силой, хотя и брал уроки фехтования на саблях у какого-то заезжего итальянца… «Драчун попался, ловкий, как сарацин![3]» – говаривал обычно он об учителе. И в его словах сквозил пафос, что вот, мол, с каким приходится сражаться, не уступая ни в чём ему… Но князь Адам-то знал, что итальянец тот вгоняет его в пот, точно какого-то барбоса… Сейчас же он, князь Александр, приехал специально сюда из своего дальнего поместья. Князь Адам пригласил лишь его, да ещё Урсулу, урождённую пани Мнишек, супругу князя Константина, своего двоюродного брата. Поскольку дело, затеянное им вновь, было слишком деликатным, чтобы о нём знало много лиц, хотя бы и близких. Но дамы, Урсула и Александра, жена князя Адама, а также старая княгиня, сразу уединились на женской половине замка. И там они занялись детьми и разговорами о балах в Кракове, где князья Огинские, дальние родственники Вишневецких, стали устраивать их что-то уж больно часто… «И на какие же это доходы?! Откуда у них такие?»… Да, вот это мучило их больше всего, пожалуй, даже больше, чем судьба их родственников, затерявшихся где-то в далёкой Московии.