И Заруцкий отошёл от него к своим казакам. Его приятель Бурба подал ему фляжку с квасом. Он приложился к ней, пропустил пару глотков и отдал её обратно. Подтерев усы, он через плечо глянул на Матюшку. И Матюшка непроизвольно подмигнул ему… О-о, если бы он знал, с каким бойцом полез он драться, то никогда бы не подмигнул ему игриво.
Его, Заруцкого, учил сражаться не полковник, хотя тот был неплохой боец.
Когда же, как и с чего всё началось? Как он, Ивашка из Заруд, докатился до вот такой жизни, до боярства, до лютой службы у самозваного царя?
А началось всё полтора десятка лет назад, с набега крымцев на его родную деревеньку Заруды под Тернополем. Крымцы нагрянули внезапно. Не то их проморгали дозоры, не то весть о набеге просто не дошла до их убогой деревеньки.
Дикие крики степняков, визг баб и девок, а вон там расправа с мужиками… Всё это давным-давно забылось у него. Забылась и мать. В памяти застрял только отец. Как шёл он с косой когда-то в поле, ритмично покачиваясь, широкими взмахами косы укладывая траву в валки, когда он видел его в последний раз… Так идёт он и до сей поры… Нелепое видение, как на Петьке Кошелеве рыцарские латы.
В Крыму его, мальчонку, продали старой усатой татарке. Та редко кормила его, и одним просом, зато часто раздевала донага и лапала холодными трясущимися руками: пыхтела, прерывисто дышала, противно пускала слюну… Он рано познал всё и рано начал мстить. Первый раз испытал это, когда слегка подтолкнул хозяйку в глубокий каменный колодец подле мазанки во дворе. Затем слушал, как она там вопит, и всё никак не мог понять, почему долго не тонет…
Подозревая, что это он виноват в смерти хозяйки, улусники избили его чуть ли не до смерти. А потом ещё и кади[16] нудно отсчитывал удары палкой. Сыпал и сыпал ему на спину удары распалившийся сосед старухи, её родич, одноглазый Мустафа, страшно вращая, как циклоп, своим одним глазищем.
Его опять продали. Теперь его купил какой-то оглан. И аталык, дядька-воспитатель при дворе оглана, стал обучать на худом измождённом мальчонке сынков оглана приёмам сабельного боя. Ему обычно совали в руки щит или простую палку и выталкивали во двор: «Беги!..» И мальцы гонялись за ним с саблями, норовя снять ему голову.
За четыре года в Крыму у него задубили кожу и сердце, превратили в сплошной клубок мышц, увёртливый, как угорь. Он обострённо чувствовал опасность, бил без промаха и без волнения, и не смущала его кровь.