– А что ты предлагаешь? – спросил его Гурила.
Ибба только проворчал:
– Это я и предлагаю!..
Так и получилось. Осада затянулась. В лагерях Теодориха появилось много недовольных, голодающих, часто вспыхивали мятежи. Наконец, Теодорих захватил несколько кораблей, подвозивших из Афимина в Равенну продовольствие, блокировал его подвоз.
В Равенне тоже начался голод. Но Одоакр стойко держал своих воинов, убеждал, что если они сдадут крепость, то будут перебиты остготами Теодориха…
Однажды к Теодориху в его ставку, которую он устроил в крохотной итальянской деревушке, пришёл монах из монастыря, что находился в горах, на север от Равенны.
– Этот городок был известен ещё задолго до цезаря Августа, – неторопливо начал рассказывать монах. – Крохотный, затерянный среди болот и речных наносов рек По и Савно… Но уже в то время он находился в союзных отношениях с Римом… В пяти милях от него цезарь Август построил крупный военный порт, в местечке Классис. До 250 кораблей было в нём для охраны Адриатики!.. В период империи город стал военной и морской базой римлян… А когда распалась империя, изменилась и судьба Равенны. В своё время император Гонорий перенёс сюда из Милана свою столицу! А затем пришли германцы!.. И ваш Одоакр!.. А теперь вы!..
Он помолчал, собираясь перейти к главному, с чем явился.
– Я хорошо знаю Равеннского епископа Иоанна, – заявил он. – Ещё молодыми мы разошлись с ним во взглядах, как служить Богу… Он выбрал светскую стезю, церковь, а я путь монашества, ушёл от суетного мира… И я через него смогу донести до патриция Одоакра предложение от вашей милости, что Одоакр и ты, господин король, будете править Италией вместе, заключив соглашение при посредничестве Равеннского епископа…
Теодориху понравилось предложение монаха.
– Хорошо, тебя проводят до крепости и передадут там людям Одоакра!.. Посмотрим, что из этого выйдет!
У него оставались ещё сомнения. И вечером, чтобы рассеять их, он заглянул в палатку, в которой жила его мать Плацидия и сестра Амалафрида. Он рассказал о монахе, что тот предложил, о своих сомнениях.
– Мы устали жить вот так, в палатках, по-походному, – пожаловалась мать. – Может быть, всё уладит тот монах с епископом, и кончится осада…
Она была уже стара. И такая жизнь, неустроенная, была не по её годам.
Он видел это, понимал. Ему было жалко её и досадно, что он взял её в этот поход, подозревая, какие непредвиденные тяготы ожидают их.