– Приличной тыквы под руками нет, не сезон, – парировал он, – А вот чертежи Емелиной самоходной печи мне, пожалуй, подойдут.
– К сожалению, патент продали арабам, и теперь они поставляют нам летательный аппарат под названием «Ковёр-самолёт».
– Очень жаль, – не выдержав, рассмеялся он. – А вы слышали, у нас аврал. Новый заказ, и сроки ужасные. Правда, наша работа начнётся дня через два-три, так что могу пока чуток полодырничать.
– Набираетесь сил? – улыбнулась Лариса.
Она болтала с Грибовым, и почему-то у неё было легко на душе. Глаза её блестели, облокотившись о стойку, она слегка наклонилась в его сторону, отчего ворот блузки слегка оттопырился и Грибов непроизвольно увидел открывшуюся перед ним верхнюю часть её груди. Он поспешно отвёл глаза, и тут же, не выдержав, посмотрел снова. Испугавшись, что она заметит его нескромные взгляды, он схватил её за руку, собираясь рассказать, что линия жизни у неё длинная предлинная, а линия счастья ярко выражена, но она дёрнулась, слегка ойкнув от боли.
– Что это у вас? – встревожился Дмитрий. – Никак порезали?
– Пустяки, гвоздь заколачивала и нечаянно по пальцу попала.
– Не понял, с какой стати вы за молоток схватились? А муж где был?
– Он в гараже с машиной занимался, а у меня полка оборвалась. Она давно на одном крючке держалась и, в конце концов, не выдержала. Да вы не думайте, я умею.
– Вижу, вижу. А он где работает?
– На автобазе, слесарем. Пашет как проклятый, домой приходит совершенно измотанный, а денег почти не платят: начальник взъелся. Он давно уйти хочет, да никак не соберётся.
– Будем надеяться всё образуется. А как ваш ребёнок?
– О, он у меня молодец! Такие вопросы задаёт. Почему, например, черепаху черепахой называют? Она же в панцире, значит панциряха.
Грибов смотрел на Ларису и любовался ею. Высокий лоб, прямой, слегка вздёрнутый носик, чувственные, постоянно находящиеся в движении губки, серые глаза. Ему было уютно и совершенно не хотелось никуда идти. Он чувствовал себя рядом с ней легко и непринуждённо, ему нравилось просто так стоять и болтать ни о чём, и он совершенно забыл, зачем пришёл. Почти целый час они разговаривали обо всём на свете: о погоде, детях, о литературных пристрастиях и домашних делах. У них даже оказались общие знакомые.
– Ух ты, как время-то летит: скоро обед! – мельком взглянув на часы, воскликнул он. – Я вам ещё не надоел?