Бедность и убогость провинциальных городов, которые лишь на словах считались городами, была характерной чертой послепетровской России. Шацкая провинциальная канцелярия в 1729 году доносила в «высокий» Сенат о том, что здание воеводы и канцелярии были настолько ветхими, что находиться в них было опасно для жизни. В канцелярии не было дров, чтобы отапливать помещения в зимнее время, не было также ни свеч, ни бумаги, ни чернил, ни сургуча: «Сего нам не отпускается». Сенат отреагировал «мудрыми советами»: на дрова и строительный материал пустить дубовую рощу, а на канцелярские и прочие цели выделил аж 300 рублей. Рощу вырубили, дрова сгорели, а деньги через год истратили, и положение было таково, что в пору опять писать в «высокий» Сенат.
Реформаторы не задумывались над тем, какие средства следовало выделить на её проведение, сколько компетентных кадров для неё следовало бы обучить и подготовить. Дело доходило до того, что провинциальное начальство чуть ли не силой стало отнимать друг у друга чиновников. Камерир Калужской провинции отнял у воеводы подьячего Тимофея Астафьева и писца и, несмотря ни на какие просьбы воеводы вернуть его обратно отказывался. Воевода отправил к камериру просьбу вернуть ему хотя бы писца, но камерир встретил воеводского чиновника бранными словами и угрозой «шпагою наскрозь просадить». Воевода отправил на выручку подьячего и писца военный отряд, но камерир отбил это нападение.
Чтобы реформа работала, нужно было бы соответствующим образом подготовить само население, культурный и общеобразовательный уровень которого никоим образом не соответствовал шведским образцам, но об этом тогда не думали.
В кругах провинциального начальства царили разброд и несогласие. Старший начальник «поедом поедал» младших. Все они, пишет Князьков, приобрели ранги с иностранными названиями, оделись в немецкое платье и стали брить бороды, но остались при прежних предрассудках. Документы того времени пестрят описанием эпизодов, в которых то воевода обругает площадными словами камерира, то камерир побил воеводу, то воевода вместе с камериром били смертным боем комиссара, в то время как комиссар «имел скорое касательство» до уха и шеи обывателя. В сенате вице-канцлер Шафиров брызгал слюной на обер-прокурора Скорнякова-Писарева, в соликамской канцелярии рентмейстер Шетнев, выпимши, бранил асессора за его бедность, на устюжского камерира жаловался местный преосвященный…