Сцена четвертая. Мы из реанимации:
встреча с медведицей
АлТуз. Привезли в реанимацию, но тут не так уж плохо.
В углу бабушка лежит и со своими снами разговаривает. Все слушают, боятся помешать. И тут она прощается с Васей из своей прошлой жизни. Зовет: «Вася» таким трагическим голосом, что рыдает вся реанимация. А я, так до сих пор, время от времени слышу призыв: Вася.
Она от своего крика проснулась, посмотрела на потолок и спросила:
«Где я? Что это?» Мы хором вразброд, про себя: «Мы с тобой». И она мирно уснула на пять минут.
В это время мужик в другом углу закричал: «Какать!» И еще, и еще. Какать, какать. Санитарка его облагообразила, он затих и умер. Тут аппараты громко заверещали, и прибежала толпа людей в белом. Ему на сердце утюг поставили и в сеть включили. Ожил, тихо так посапывает – спит. Легко покакал, без натуги умер и ожил без затруднений.
Тут привезли новенькую. Мы молча удивились. Три часа ночи, а она «Здрасте». Мы все голые, а она в рубашке, да еще в носках.
Потом люди в белом все вышли, и тут новенькая заревела бурым медведем. И ревет, и ревет. Мы все молча возмутились, даже бабушка вместе с Васей молчит, слушает, медведя боится. Пришла Белая сестричка, подсела к ней, говорит: «Нехорошо, Евлампия Прохоровна, так людей пугать». А она приостановила рев и говорит человеческим, спокойным голосом: «И пореветь перед смертью нельзя?» И опять реветь.
Укол сделала сестричка нашей медведице, и тихо стало. Сновидица тоже не говорит, видно рев в свою жизнь закатывает. Вспоминает, где же это произошло.
А наутро меня с медведицей из реанимации выписали. Шли мы к метро и смеядись.
– Откуда такие веселые? – спросил встречный мужичонка. – Мы из реанимации, – ответили и пошли дальше.
Так мы победили смерть, Евлампия, притворившись медведицей, я, не сорвав провода и смирно лежа в своем бункере кровати. Хороший медведица человек, но, думаю, блатная, кого в реанимацию в носках привезут, если не блатную… И пошел я домой.
Сцена пятая. Насельники
АлТуз. Прихожу домой, Баллада меня ждет. Больше Сонетов не появлялось, и жили мы, как все, пять лет в один год. Но тут взяли, да и перестали зарплату платить, как раз, когда я китайскую лапшу на ножке Буша доедал. Сузились, съёжились, а все равно стал я за собой нехорошее замечать. Замечал, замечал и лечиться в поликлинику пошел.