– Чиво, чиво, – отозвалась Аня. – Кушанье, вот чиво.
– А?
– Мм?
– Чье такое?
– Провансальское.
– Испанское? – уточнил Сеня.
– Французское, – поправил Илья.
Арсений покраснел, сплюнул.
– Трава трещит, ничего не слышно!.. И чиво, Ань?
– И того: кушанье из помидоров, чеснока, лука, кабачков.
– Щи?
– Салат.
– Мешонка овощей, так бы и сказала.
– Это блю-ю-до, а не мешонка, – ответила Аня.
– Это у попов рататуй, – сказал Сеня, – а у нас, крестьян, мешонка.
– А название-то какое-то нашенское, – заметил Илья.
– Нет, французское, – возразила Аня.
Впереди показались избы Бора. На возвышении, чуть подальше от деревни, и вправду темнели густые сосны. Бор и есть. Но как ближе они подошли, то заметили кресты среди медовых сосновых стволов – кладбище.
На деревне лаяли собаки, гоготали гуси. Улица, как обычно, была совершенно пуста. Илья вел друзей. К ним бросились пыльные кудлатые собаки. Да Сеня припас палку, отмахнулся, и свора тут же рассыпалась, визжа и захлебываясь.
– А ну! – крикнул Сеня, стараясь задать басовитости голосу.
И собаки лишь издали лаяли. За плетнем забелел платок и пропал. В другом дворе послышался голос, подманивающий какую-то животинку: «Дюдя-Дюдя-Дюдя!.. Ай, чертяка! Подь сюды!»
Пахло пылью, навозом, а с лугов наносило цветами, от реки тянуло рыбой и водорослями. Привычный обычный запах летней речной деревни.
Тропинка свернула с основной улицы к серой избе, крытой соломой, с голубенькими наличниками, с дырявыми крынками на жердях плетня, тряпками, драными калошами, курами, сонно квохчущими в пыли, и двумя малы́ми в одних запачканных рубашонках посреди кур, что-то копающими под наблюдением темной кошки в белых носочках, сидящей на скамеечке у порога.
– Здорово, мальцы! – крикнул Илья.
Детишки испуганно вздернули головы, еще не узнавая родственника. Но уже сообразили, припомнили и встали, отряхиваясь, смущенно залыбились. Илья присел возле них, погладил одного и другого по русым головам. Тут с огорода послышался зов:
– Хтой-то тама?!
И вскоре появилась сама баба Лиза в серой какой-то одежке, в сером старом платке.
– Ай! Ильюша! Никак ты? А с кем это?.. Ай, с товарышшами! – Она глянула на своих маленьких внуков. – Эй вы, пострелы-самострелы. Хватить ворзопаться в пылюге-то! Как кутенята. Вот мамка увидит, задаст. И папка подбавит… Не боятся совсем бабушки, неслухи.