А еще страшатся возвращения тех, кто сгинул. Ей доводилось слышать о стране далеко-далеко на юге, за Горбатым морем, где бились полчища Древних. Один, умирая, сотворил заклятие, и теперь, спустя десятки тысяч, а может, миллионы лет, проклятые кости его врагов покоятся в земле. Всякий, кто потревожит их, еще до заката умрет в страшных мучениях.
В теории такое вполне возможно; как возможно делать подобные заявления о неодушевленном предмете, будь то божественные останки или что-то иное, тем самым превращая предмет из неодушевленного в богоизреченный. А изрекать бог должен только факты. Если же изреченный факт еще не свершился, бог своей властью должен изменить мир – или хотя бы попытаться.
Безусловно, есть множество способов изменить мир так, чтобы всякий, коснувшийся определенного предмета, умер еще до заката. Пожалуй, самый очевидный из них – поменять само устройство вселенной. Однако при всей внешней простоте изменения такого масштаба неподвластны никому из известных мне богов; кроме того, малейшие метаморфозы даже в пустяках чреваты последствиями. Страшно вообразить, во что выльются столь глобальные реформы…
Впрочем, по моему опыту, бог отвечает за слова, лишь когда соблюдены все условия изречения. Со смертью же говорившего все сказанное им теряет актуальность. А насколько мне известно, боги, участвовавшие в той битве, почили много тысячелетий назад.
Хотя, если верить Мириаде, ей об этом поведал кто-то из богов, и поведал весьма недвусмысленно: бог, сотворивший заклинание, мертв, однако его проклятие действует. Полагаю, так оно и есть; ни один бог не рискнул бы безнаказанно утверждать подобное, не имея в своем арсенале поистине безграничного могущества. Некоторые деяния неподвластны всесильным богам, например выдавать за свершившееся то, что не свершилось. И наоборот.
– Твой источник говорил за себя или, как и ты, ссылался на «некоего бога»? – спросил я, поразмыслив пару лет.
Мириада издала дребезжащий плаксивый смешок:
– Соображаешь ты медленно, но верно. Да, он ссылался на некоего бога, но оснований сомневаться в его словах у меня нет. Если мы проследим цепочку до самого конца, непременно доберемся до первоисточника, который изначально поведал эту историю без ущерба для себя. В противном случае она бы не достигла наших ушей.