Иногда, обычно около трех утра, его будто кто-то будил, и тогда, даже если лег час или два назад, Кифа вставал и начинал молиться.
Он давно уже понял, что судьба, беспощадно бившая и мотавшая его всю его икчемную жизнь, пощадила Ивана лишь потому, что Иван должен был превратиться в Кифу, а Господу были угодны его молитвы, и именно они дают ему шанс на спасение.
Молясь, он всегда начинал поминать про себя того убитого им чеченца, тех, кого ранил, у кого украл, всех тех, кому причинил вред и принес зло. Затем он молился за свою бывшую жену и сына, почему-то Кифа был уверен, что где-то далеко живет его сын, не видевший его ни разу, но от этого не перестающий быть его сыном – его плотью и кровью.
После принимался он молить Бога за Святую церковь, Патриарха и весь священный чин, за руководство страны, за братию и всех, кто населял монастырь, а также всех людей, живущих в России, затем он молился за всех православных христиан и далее – за всех людей, нуждавшихся в помощи.
Часто, когда он молился, перед глазами возникали образы плачущих детей и горящей иконы. Тогда Кифа, страдая, чувствуя их боль и страх, ощущая, что где-то в огромном мире в эти минуты свершается злодеяние, обращенное против слабых, удесятерял свои усилия и продолжал молиться усерднее, наполняя молитву всей своей любовью, всей своей горячей верой и состраданием, искренней заботой и желанием помочь.
Исполненный благоговейного страха, он просил Господа обратить внимание на страждущих и волей своей, вмешавшись в дела земные, облегчить их судьбу. Так он продолжал усердно молить Творца до тех пор, пока на душе не становилось спокойно и слезы умиления не начинали течь по щекам. Тогда сердце его наполнялось благостной спокойной и светлой радостью, он понимал, что Господь услышал его, и с этими детьми теперь все будет в порядке. Он продолжал молиться и вновь видел страждущих, гонимых, невинно убиенных, и вновь с большим усердием становился на колени. И вновь все эти лица, искаженные болью и страданием, проплывали перед его внутренним взором уже умиротворенные, утешенные, находясь в безопасности, – больше ничего им не угрожало.
Те же, кто погиб, немедленно возносились наверх, за пределы различаемого взором Кифы. А он, молясь и вновь слыша отклик в сердце, в душе своей, заново наполнялся радостью и любовью.