В комнате стало очень тихо.
Хельга прижалась к отцу, обхватив его за крепкую шею.
Эдвард, насупившись, разглядывал покрасневший палец.
– Меня зовут Роберта Маккиш, – произнесла Берта, – а вы, должно быть…?
На кухни тренькнул колокольчик, это сработало реле таймера на плите: пирог был готов.
– Прошу простить, – сказала Берта, не дождавшись ответа, и вышла из комнаты.
– Я – Эдвард, мамин сын, – сказал мальчик и дернул отца за рукав свитера. – Это я укрыл пледом вашу дочку.
– Спасибо, дружище, – очнулся наконец-то папа. – А я – дядя Карл, приятно познакомиться.
Из кухни вернулась Берта. Она вложила в руки Хельги теплый ароматный сверток и сказала:
– До свидания, Хельга. До свидания, Хельгин папа. Приятного вечера.
– Да-да, – промямлил отец, – мы живем через дорогу, почти соседи, но не совсем… и я хотел бы вас попросить… вернее предложить… впрочем, в другой раз. Спасибо за пирог и за дочь. Пока, Эдвард! И вам приятного вечера, Берта. Ох, простите, совсем забыл: меня зовут Карл… Карл Краниц.
Стараясь не помять пирог, Хельга прильнула к папиному плечу. Он осторожно поцеловал ее в макушку, и они ушли.
***
Хельга выросла, а дом почти не состарился. Добротный, двухэтажный, из массивных сосновых бревен, снаружи он выглядел крепышом, а вот планы на ремонт внутренних помещений рухнули с внезапной болезнью Эдварда, ее мужа.
Не в силах отогнать грустные мысли она прислонилась спиной к калитке: «Работа не волк, в лес не убежит».
Хельга никогда не работала. Отец оплачивал ее обучение сначала в колледже, потом в институте в Бигровене. Получив диплом, она вернулась в Ровенбрик и сразу вышла замуж. За мальчика в синем спортивном костюмчике, за красавца Эдварда. Через два года родился их сын Андрон, а через пять лет пришла беда.
Эдварда уволили с работы. Болезнь начала прогрессировать и окружающие стали замечать неадекватное поведение мужа. Тяжело было вспоминать его внезапные приступы ярости, безудержное стремление доказать всем и вся, что он здоров, что может работать, что его увольнение лишь вынужденная мера. Он вбивал мелом в грифельную доску непонятные формулы и цифры, пытаясь объяснить семилетнему сыну динамику роста акций на фондовых биржах: «Боже мой!»
Поддержки от отца ждать не приходилось. Пристроив Хельгу в «хорошие руки», он продал фабрику и уехал в Бигровен, женившись на заядлой коллекционерке раритетной мебели. Вырученные от продажи фабрики деньги пошли на погашение взятого кредита.