– Ваши пропуски! – крикнул им вслед обходчик, но Синцов и Ганин вбежали в аппаратную, забыв о нарушении табеля по охране здания.
Оба что есть силы устремились по узким подземным коридорам.
Когда они пробегали внешним рвом, Синцов крикнул майору:
– Снимите туфли! Сильное эхо!
Ганин мгновенно сбросил обувь, и через несколько секунд оба оказались у входа во внутренний каньон.
– Стреляйте вправо! Я влево! – приказал Ганин и закричал:
– Выходи! Кто там!
Оба послали по две пули в пустую теснину. Подземная щель, как мощный динамик, усилила выстрелы и швырнула их ужасающим грохотом в тесное пространство. Но неизвестный не выдал своего присутствия.
Вахтер и майор кинулись в разные стороны по влажному и неровному полу каньона. Слышалось учащенное дыханье и мягкий шум шагов. Синцов достиг своего угла раньше майора, и с противоположной стороны уже несся его умноженный эхом крик:
– Выходи! Кто там!
Затем прогремел выстрел.
Ганин также закричал и выстрелил. Но противник, зажатый в последней части рва, или решил не сдаваться, или уже скрылся в прорытой им траншее.
Майор и вахтер добежали до следующих углов почти в одно время.
В узком коридоре из камня и цемента не было ни души! Держа пистолеты наготове, Синцов и Ганин бросились навстречу друг другу, сошлись, но человек в черном бесследно исчез!
В третий раз за сутки Синцов выдерживал такой удар.
Майор и старший вахтер скрупулезно, шаг за шагом обследовали наружные и внутренние стены каньона, пол, потолок, осветили фонарем каждый камень. Но ни одна царапина, ни единый обломок промазки не говорили, что ров где-либо поврежден.
– Товарищ майор, – отвечая на недоверчивый взгляд Ганина, сконфуженно оправдывался Синцов, – честное слово, я видел человека. Вот эту лампу он разбил, – вахтер осветил фонарем блестевшие осколки стекла, – а эту я.
– Сюда надо собак, – решительно проговорил Ганин. – И немедленно! Только собака разберется в этой чертовщине.
В то время как в Главуране и на Ростовской шли поиски невидимого врага, старый одинокий вдовец Козлов безмятежно жил по строго заведенному распорядку, которого не менял вот уже более полувека.
Козлов занимал квартиру № 118 в доме напротив Главурана. Жил он на пенсию, избегал людей. Единственным его развлечением были газеты, единственной страстью – коллекционирование древних священных книг. Каждое воскресенье он выискивал, не продается ли где древнее Евангелие, Библия, Псалтырь, Триодь Постная или Четьи-Минеи. Его сутулую фигуру, седые киргизские усы и неизменный вопрос: «Нет ли, братцы, книги доброй?» – знали все букинисты и завсегдатаи базаров.