Шаров закрыл уставшие глаза и с шумом втянул в себя воздух.
– Что ты задумал, Гриша?
Бывший ГАП с пренебрежением фыркнул и бросил тяжелый взгляд на горе-напарника.
– То, что следовало сделать давно.
– И?
Шаров, занимающийся последние дни в режиме цейтнота бумагами для участия в проекте, ослабил на шее галстук. Не смотря на то, что часы показывали полдень, ему захотелось выпить.
– Работая на них, я видел, как ублюдки отбирают лучшие проекты, перекупают голоса. Все подается под маркой бизнес-успешности. Вшивое бахвальство! Заметь, если посмотреть на тендеры, они предлагают немного больше других. Понимаешь, о чем я? Совсем чуть-чуть.
Коллега молчал, насупившись, неторопливо снимая галстук. Задумчиво накручивая его на кулак.
– В их грязных схемах есть слабое место. Я несколько лет искал, и нашел. Не думал, что придется воспользоваться.
За свой век Григорий Гребенкин повидал многое. Его отец, известный бизнесмен, начинал бизнес в годы перестройки. В доме толклись люди разного толка, слоев. От братков до властителей города. Лихолетье прошло, стихла коммерция времен перемен, а мечты о богатой жизни остались. И приемов силового и конкурентных видов соглашательства, используемых отцом, тот не забыл.
Шарову было все равно, как сильно Гребенкин ненавидел Скаловых. После нескольких лет неудач все, чего ему хотелось, выбраться из экономического кризиса.
– Твое пустое зубоскальство мне порядком надоело, – сообщил он, выпрямившись и намереваясь покинуть узкий кабинет. – Если нечего сказать, я в баре.
Взгляд Гребенкина приобрел непостижимую тьму.
– Слышал об экономических убийцах?
Напарник замер.
– Независимые эксперты. Привлекаются для расчета прогнозов успешности инвестиционных проектов.
Гребенкин хищно улыбнулся и в его горле послышались рассеивающиеся звуки, из смеси уханья совы и воя вепря. Шаров позволил себе робкую ухмылку, сконфуженную растущим раздражением.
– Давно над этим работаешь?
– Прилично.
– Я считал, серьезные решения принимаем сообща. С каких пор ты действуешь один?
Гребенкин зло глянул на напарника.
– Раньше? Ты сопли развел, как последняя баба! Завопил о противозаконности. Давай, скажи! Разверзни хлебало поносным изобилием.
Шаров поддался вперед, нахмурился, облизнул вмиг пересохшие губы. Выпить захотелось сильнее. Сжал и разжал кулаки, безнадежно опустил плечи.