– Чего ваяешь? – спросила Ада, поднимаясь на крыльцо.
– Очередную жопись, – с неприязнью произнес Роман в ответ. – Сама не видишь, что ли?
– А, по-моему, милый пейзажик, – решила польститься к нему Ада.
– Ага. Именно. Милый… мать его, пейзажик, – Роман пренебрежительно хмыкнул. – В помойке ему место, этому милому пейзажику. Ты чего пришла?
– Ты обедал? – спросила она.
– Нет, конечно. Некогда. Завтра приедут забирать эту мазню, – Роман повернулся к ней. – Слушай, свари гречки, что ли. Правда, есть охота. И башка после этого вчерашнего дождя ни к чёрту.
– Сейчас сварю. Тебе как, с молоком?
– Давай с молоком, – согласился Роман, не отрываясь от картины.
Ада сняла сумочку, кепку, и пошла на кухню – к слову сказать, кухня в доме Романа была неплоха, весьма неплоха. Собственно, он и жил на этой самой кухне, весь же остальной дом, немалых размеров, пребывал в запустении, ветшая ещё стремительнее, чем его хозяин.
– И почём нынче жопись? – поинтересовалась Ада, вытаскивая из одного шкафчика пакет с гречкой, а из другого – маленькую кастрюльку.
– Четыре тысячи, – ответил Роман. – Негусто, но на неделю хватит.
– Да вроде неплохо, – Ада отмерила нужное количество воды, и поставила кастрюльку на плитку. – А куда Яр подевался?
– Куда он мог подеваться? Ноги болят, спина болит, сказал, лежать пошёл, – ответил Роман. С первой группой скал было покончено, непрописанным остался лишь фрагмент, где скалы стыковались с морской гладью. – Сейчас добью это дело, и тоже прилягу. Надо отдохнуть. Мы же хотели вечером выйти.
– Да, хотели, – ответила Ада. – На холм?
– Ну, куда ещё-то, – Роман вздохнул. – Больше и некуда.
– К Аглае будем заходить?
– Будем, – покивал Роман. – Ты, это, вот чего. Ты вроде бодряком сегодня, да? Дойди до поля ближе к вечеру, нарежь цветов, и…
– Хорошо, сделаю, – кивнула Ада.
– …и отнеси этому вруну корвалол, – закончил Роман. – Сдается мне, у него болят не только спина и ноги.
– Думаешь, опять сердце?
– А что ещё? Ты ему утром хорошо так потрепала нервы, и что у него после этого может болеть? Спина? Биба и Боба, истеричка и врун. За что мне это? Ну вот за что? Почему нельзя жить спокойно, и не устраивать десятилетиями это вот всё? – безнадежно спросил Роман. Спросить-то спросил, но при этом он не забывал водить кисточкой по картону. – И ты, и этот проклятый… ярмо…