Птаха - страница 8

Шрифт
Интервал


– Сможешь?

Понятия не имею.

– Мастер Диана к вашим услугам. И розетку надо новую. – И вина мне. – Я в магазин. Нам что-нибудь ещё?..

– Муки и моркови.

– Хорошо.

Два раза за день из дома выйду, поразительно.

[Князь]


– Не бойся, княжич, всё пройдет. И рана твоя пустяк. Посмотри на меня, – приказала птаха, голос у неё человечий, девчоночий голос, будто ей лет восемь, ну может одиннадцать. Совсем ребёнок. Взмахнула рукой: мне стало жарко и темно, ничего-ничего не видно ни здоровым глазом, ни больным. – Терпи, – шепчет-щебечет. – Терпи!

– Жжется, птаха…

– Ты князь или кто? – глумится третий голос.

– Князь, – цежу болезненно, самому и мерзко, и смешно. Девчонка глядит жёстко, руки маленькие стягивают рану. Не боится крови, чужаков не боится.

– Сейчас полегче будет.

Она наклоняется близко-близко, её косы падают мне рубашку, холодные. Я не чувствую её тепла, только запах, острый лесной и терпкий. Она шепчет что-то неразличимо. Всю моё тело охватывает жар, будто раскалённую железку в нутро сунули. Но я княжич и я терплю. Я выдержу. За окнами вьюга, за окнами мир полнится трескучим холодом, где-то близко бушуют море. Я чувствую себя железом в кузне: нагрели и сразу в лёд. И страшно так, что ни сказать, ни двинуться. Я отворачиваюсь от окна, мне кажется, что, если долго вглядываться в бурю – она явится за мной. Я смотрю на птаху, и боль стихает.

– Вот так, княжич. Вот так. – Птаха отстраняется. – Ты смелый. – Она тянется к моему лицу, смахивает волосы, и зуд под правым глазом унимается. Холодными пальцами касается ссадин – те пропадают. И я говорю то, что никому бы не сказал.

– Мне страшно птаха.

Она как-то дёргано пятится. Качаются длинные косы и жемчужное очелье. Жемчуг маленький кривой – речной, не океанский. Сейчас она больше похожа на воробушка.

– Это только подтверждает мои слова, – говорит, но голос не девчачий. – Твои люди, – Она отходит, и я могу получше рассмотреть её мудрёное одеяние: то ли платье, то ли рубаха длинная, широкое, что три таких же девочки в нём уместиться могли бы, из крашенной шерсти тонкой, но крепкой, расшито золотыми нитками, по подолу бахрома, и всё под цвет её волос и птичьих крыльев.

Кто ж мне поверит то, что девочку-птаху видел, что в дворец колдовской угодил? Боженька, что отцу скажу? Как смерть дружинников ему объясню?