Тандем Довлатов – Войтыла изначально вызывал недоумение и живое любопытство своих коллег. Пушкин по этому поводу даже процитировал сам себя: «Они сошлись. Волна и камень. Стихи и проза, лёд и пламень не столь различны меж собой»7… Тем не менее, с момента получения заветного конверта, странная парочка почти не расставалась. Более того, к заданию они подошли крайне ответственно и вот уже несколько дней неотрывно наблюдали за своим подопечным. И во сне, и наяву.
Первое их знакомство с «пациентом» состоялось не особо холодной парижской ночью в его келье для раздумий в квартале Грёнель. Сергей Александрович, он же Серж для консьержки родом из Фижака, что в Провансе, мирно спал. Они не стали его будить. Просто с высоты антикварного гардероба смотрели, как крупный во всех смыслах патриот дрыхнет в обнимку с игрушкой и сосёт во сне палец.
Через несколько часов после этой пасторали они наблюдали, как посредством телеэкрана этот любитель плюшевых медведей с пеной у рта доказывал всем, что российская власть – самая демократичная власть в мире, и вообще в России всё зашибись, а кругом враги русского мира, «гейропа», Госдеп и проклятые либерасты, которые не ценят стабильности и мутят воду… Об этом он регулярно сообщал всей аудитории государева телевидения из студии в Останкино, а после эфира улетал в парижское логово врага, оставляя позади все патриотические мерехлюндии. Масловский, будучи на телевидении кем-то вроде женщины чрезвычайно облегчённого поведения по своей сути, казалось, категорически не признавал этого положения в реальности.
Видя это, посланники разошлись во мнениях. До драки не дошло, разумеется, но ситуация накалилась. Прямолинейный Довлатов именовал журналиста не иначе, как «тварью продажной», дипломатичный Войтыла предпочитал формулировку «заблудший баран». Оба, снова негласно, находились в студии, где снималась очередная сверхлояльная телепередача, и никак не могли решить, с чего начать знакомство с подопечным и стоит ли с ним знакомиться вообще. Физическое состояние «пациента» смущало высокой вероятностью трансмурального «инфаркта микарда»8 при встрече с посланниками.
В итоге, коллеги договорились провести первый сеанс общения со своим клиентом в момент его наибольшей расслабленности, то есть на борту летящей в Париж стальной птицы, когда жены и её детей не будет рядом. Парижская обитель Масловского была его личным гнездышком для раздумий о судьбах Родины. В свободное от этого дела время он предпочитал жить в четырехкомнатной сталинке на Соколе. А вот его жена Ольга жила там постоянно – не хотела менять школу их сыну Грише. Планы посланников накрылись медным тазом.