Нет, не так. Я благодарна, что тогда встретила Олега Павловича, который заменил мне отца.
И также, как в тот пасмурный Питерский день, я подошла к генералу и крепко обняла, уткнувшись в плечо. Погоны на пиджаке раньше царапали мне влажные щеки, но сейчас я этого совсем не ощущала. Видимо, все чувства давно притупились…
Олег Павлович, как и раньше, прижал меня к своей широкой груди и похлопывая, гладил по спине.
Единственное, что изменилось за долгие годы – это пустота. У меня больше не было слез, а объятия дорогого для меня человека не вызывали прежних эмоций… И это странно. Видимо, повреждение мозга даёт о себе знать.
– Ну все, все. Хватит, – попытался закончить минуту слабости мужчина, убирая бутылку куда подальше. – У меня для тебя есть неприятная новость.
Медовые глаза посмотрели на меня немного виновато, а я в очередной раз удивилась, как легко он показывает свои эмоции (хоть и перед узким кругом людей). Почувствовала себя каменной глыбой на его фоне. Но каменная глыба лишь мрачно усмехнулась:
– Неприятнее, чем приближающийся апокалипсис? – плохая шутка. Мне и самой она не понравилась, но генерал хмыкнул, подавляя смешок.
– Это тебе решать, майор Агапова, – я вся собралась. Раз генерал так ко мне обратился, значит, это связано с работой. Я нахмурилась. – Когда тебя привезли в больницу, возникла небольшая проблема. Так как у тебя нет близких родственников, а Евгений не отвечал, я взял ответственность на себя и попросил докладывать о твоём состоянии мне… – здесь генерал взял паузу, напряжено стуча по столу пальцами. – Твои травмы… несовместимы с работой в полиции. А учитывая, что ты даже реабилитацию не прошла (я все знаю!), это для тебя слишком опасно… Как герою и майору, тебе выдадут денежную компенсацию за физический ущерб, а после пару месяцев будет оплачиваемый больничный. Но… но потом, Агапова, нам придется расстаться. Я договорился о том, чтобы ты получала денежную помощь раз в месяц, но ты же знаешь, как это у нас происходит? В любом случае, мы постараемся сделать все возможное, чтобы уход был для тебя безболезненным.
Грудь, казалось, придавили железной гирей, ломая ребра. Дышать стало больнее.
– Иными словами: я уволена? – я прикусила губу, уже зная ответ на свой вопрос. Мне его только что озвучили! Но, видимо, мозгу хотелось официального подтверждения… Мазохизм какой-то.