Очнулся на кровати, да одеялом укрытый. Было утро, но не раннее, по всему видать петухи уж давно прокричали. Лежу, глаза открыл, но не соображаю, что со мной? Душа болит, аж грудь жжет. Вдруг, мысль возникла, радостная, спасительная. Неужто сон был? Господи, да неужели сон? Получается, что живы они, и кузнец Лешка и жена его ненаглядная! И так мне радостно и легко на душе сразу стало! Хорошо то как! Вот оно, счастье! Но, нужно торопиться. Побегу скорей к кузнецу, деньги ему отдам, а то как бы беды не было.
Страшная находка на чердаке
Эти часы я нашел на чердаке старого дома, который снимал на лето у одного безумного старика. Теперь я смело могу поделить свою жизнь на два периода – до этой находки и после. Но, обо всем по порядку.
В начале лета 1978 года я решил пожить за городом, чтобы спокойно поработать над своей диссертацией, которую никак не мог закончить и, если честно, уже не верил, что когда-нибудь закончу. Мне приглянулась одна тихая деревенька в Новгородской области, где за умеренную плату мне предложили часть дома (одну комнату) и все удобства во дворе. В другой половине дома проживал хозяин – старик с постоянно трясущейся головой и искривленным ртом, который издалека мог сойти за улыбку. Когда он пересчитывал деньги, я обратил внимание, что на его левой руке не хватает указательного пальца. Еще он сильно сутулился, как будто таскал на своей спине все тяготы этого мира.
Соседство с дедом не доставляло мне никаких хлопот. Хозяин дома не был общительным человеком, и в те редкие случаи, когда мы перекидывались парой фраз, он всегда отводил взгляд в сторону, смотрел куда угодно, но только не на меня и старался как можно быстрее закончить разговор и отправиться по своим делам. Это меня вполне устраивало.
Дом был старым. Предположу, что ровесник деду, если не старше. Правая часть дома сильно кренилась и иногда возникало ощущение, что сильный ветер может запросто его повалить. Каждое утро, если погода позволяла, я располагался с рукописями и эмалированной кружкой чая на лужайке, почти у самого дома и работал над своей диссертацией. Тишина и неторопливый, размеренный темп деревенской жизни помогали мне настроится на нужный лад и работа двигалась. Написав абзац или два, я откладывал тетрадь и любовался окружающими меня плодовыми деревьями или покосившимся домом, выстраивая в голове структуру очередной главы. Периодически в поле моего зрения попадал дед. Он мог материализоваться между домом и хозяйственной пристройкой, держа в руке какую-нибудь мотыгу, или неожиданно выйти из уборной, бормоча что-то невнятное. Иногда он подолгу стоял, прислонившись к стене сарая и наблюдал за мной. Его беззубый рот при этом периодически открывался, но я не знаю, говорил ли он что-то. Не скажу, что дед меня сильно напрягал, но иногда мешал собраться с мыслями.