Легкий ветерок нежно трепал ее волосы, безоблачное небо радовало глаз, солнышко мягко нагревало спину. Погода в тот день была прекрасная, и все же, чем дальше они отъезжали, тем хуже Шенне себя чувствовала. Сначала забурлил живот, потом стало жарко, подступила тошнота.
Таймур, не боясь быть услышанным, распевал какие-то старые песни, от которых девочке становилось совсем худо. В один момент она не выдержала, и ее таки вырвало. Однако за громыханием своего голоса отец того не услышал.
– Папа, постой, – борясь со слабостью, она едва нашла силы, чтобы дотронуться до его спины.
– Чего, красавица?! – радостно обернулся тот.
Завидев ее стеклянные глаза, бледное лицо и испачканное рвотой лицо, отец вмиг потерял задор. Он неуклюже затормозил повозку, перепрыгнул к дочери и трясущимися от страха руками стал очищать ее лицо, вопрошать о самочувствии.
– Мне плохо, – отмахнулась Шенне и, отвернувшись в сторону, снова срыгнула, испачкав подол своего платья. – Кажется, я вся горю…
– Никак, гнойница! – предположил он единственное казавшееся ему правдоподобным. – Ох, держись, малышка!
Отец уложил дочь поглубже в солому, стянул с себя тунику и укрыл ею от солнечных лучей. Влетев на облучок, он спешно развернул коня и, не жалея того, во всю прыть погнал его домой. То и дело он хлестал животное по крупу, тогда как старенькая телега, подпрыгивая на ухабах, едва эту тряску выдерживала.
– Быстрей же, кляча! Ну, давай быстрей! – злился на лошадь отец.
Лежа под отцовской туникой, девочка с трудом могла заставить себя думать. Ее затуманенное сознание представляло перед ней образ Талика, их объятий, каких-то нежных и доверительных слов.
Тогда вдруг как гром среди бела дня в ее голове пронеслось: «Умру вдруг я, умрет тогда и он!». Тут же она постаралась собрать остатки сил, сжала себя обеими руками, подняла веки. Тяжело дыша, девочка обещала себе, что будет держаться так долго, как только сможет.
Когда взмыленное животное влетело на мостовую, распугивая по пути встречных прохожих, Шенне внезапно стало лучше. И жар ушел, и в глазах прояснилось, и тошнота почти разом сошла на нет.
– Папа, послушай, – снова постучала она по отцовской спине, – кажется, мне лучше.
Таймур сбавил прыть, но повозку не остановил.
– Ты как? – обернулся он.
– Мне лучше, – громче повторила Шенне.