Другому УкРАНА вообще что-то странное шепнула – тот у себя на посту нишу выкопал, в нишу – шкафчик, чтоб дым от плиточки с туркой не шел. И вот накашеварит у себя самый лучший в мире эспрессо и бегает по траншее от поста к посту с чайничком. Пацанов поит. Позывной Кофе.
У каждого свое. А что ж Олегу? Он с этим вопросом – почему УкРАНА ему задания не дает – к Батюшке. Был такой доброволец в их рядах. Молился, перед каждым боем крест целовать давал. А когда выслушал Олега, обнял его, как ребенка, и заплакал. Уговорил этого пионера-комсомольца по-настоящему креститься. С тех пор у Олега на шее особый оберег, а на голове вместо каски-казачья кубанка. Батюшка разрешил.
Он, кстати, как Кана, впоследствии Атамана, окрестил, в тот же день попал под «Хаймере». А потом девять дней подряд голубем прилетал в то самое место, где ко всем пацанам приходила УкРАНА. Прилетит, крылышки вниз спустит и бродит, как будто гладит ее. Жалеет.
За короткий срок Апостол, по официальным данным, вынес из огня тридцать шесть человек. По данным пацанов – сорок восемь. Тогда у него появилась мечта – после СВО отучиться на фельдшера, работать на скорой. Но, видимо, не суждено: поехал домой «трехсотым». Тронулся умом.
Из святых в роте остался только Док. И когда Олега ранило, он первым делом кричал Русе Плазме (о нем как-нибудь в другой раз): «Только Дока не зови, не зови!» Ясно было, что сейчас начнется огонь. А если Дока убьет, остальным крышка.
Все началось, когда Олег услышал жужжание дрона. Вскинул винтовку, чтобы хлопнуть его. Поднял взгляд. Понял, что снаряд уже летит на него. Закрыл глаза. Взрыв. Ранило в ногу, в печень, в голову. Был бы в каске-оторвало б. А так… в кубанке. Она ж мягкая…
Впрочем, сейчас не в ней. Сидит, как клоун, перед этими мажориками, хрустит костяшками. На хрена ему это все? А за окнами плач. Она зовет. Выпрашивает. Ей больно.