Светлые дни и ночи - страница 16

Шрифт
Интервал


– Можно обратиться к вам с одной маленькой просьбой? – начинает Валентин, пригубливая горячий кофе по-турецки, – Пообещайте, что исполните!

– Вы ставите меня в неловкое положение. Ведь я не могу пообещать то, не знаю что.

– Она слишком незамысловата, выполнить её не составит труда.

– Ну, тогда я попробую не разочаровать вас.

– Не покидайте меня сразу. Вот теперь, вслед за чашечкой кофе. Вы обречёте меня на бессонную ночь.

– Вы будете писать стихи? – проговаривается Анна.

– Как вы догадались?

– Ну, вы так складно говорите. В вас столько неподдельного романтизма. Да и вообще вы не такой, как все.

– Как все?.. Это давно стало неинтересно. Вы знаете, Эля, если я не буду оставаться самим собой, таким, каким меня создал Бог, я… сопьюсь. Или вскрою себе вены. Хотя, нет, это вряд ли. Это для красного словца. Порисоваться. Но мне незачем врать вам. Вы не представляете как это совершенно невозможно – быть таким, как все. Знаете, я ведь даже не представляю, как они, ну эти все, там живут, чем занимаются? Почему у них так, а не эдак, зачем тó вместо сего. Отчего так? Может быть, вы подскажете?

– Я так мало вас знаю, – осторожно начинает Анна, – мне пока совсем нечего вам ответить.

– В ваших словах скрыт намёк на то, что вы не против узнать меня получше. Значит, разрешаете мне, как минимум, проводить вас.

– Это подразумевалось и без слов. Куда я одна пойду так поздно?

– Действительно. Извините, я вас ещё очень стесняюсь.

– Не заметила. Но, если так, то почему?

– Вы – совершенны, я же – ничтожен. Вам не понять этого.

– Пожалуйста, не говорите больше мрачных вещей!

– Простите. Постараюсь.

– Идёмте! Действительно уже поздно.

– Да, конечно. Счастливо, старина Геворк!

Геворк поднимает в ответ ладонь, которая лоснится не менее самого Геворка. Когда Анна проходит мимо него, он вновь ей подмигивает. «Неужто и вправду догадался? Он – единственный проницательный человек в этом логове самовлюблённых нарциссов».

Южная ночь принимает парочку в терпкие объятия. Городок вымер и безраздельно властвует тишина, наполненная лишь пульсом неутомимых сверчков и цикад. Море застыло, превратившись в лунное желе. Хрустальная лунная дорожка убегает в даль. Ни облачка. Звёзды не видны лишь там, где их засвечивает почти полная луна, да ещё там, где их загораживают силуэты гор. Лёгкие шаги будто царапают асфальт, отзываясь в нём легким поскрипыванием занесённого ветром речного песка. Набережную минуют молча.