– С какого года служишь? – спрашивал Норков.
– С 41-ого, – отвечал грузин. – С самого начала. Мне тогда только восемнадцать исполнилось.
– Мне тогда шестнадцать было, – увёл взгляд в сторону тот.
– У нас Федя с семнадцати служит, – остановился Лукиан и, выдохнув, взглянул наверх.
– Я тоже хотел раньше уйти, – отложил топор Геннадий, – но меня нечаянно выдали. Проболтались, что нет восемнадцати.
– Понимаю, – сказал Васазде и улыбнулся. – Ситуации разные бывают. У нас – вон, Катюха с одиннадцати лет в батальоне. И никто ей ничего не говорит.
– Ты про ребёнка? – спросил Норков.
– А про кого ещё?
– И она прям воюет? В окопах лазает? – оживился боец.
Грузин нахмурил свои густые чёрные брови:
– На поле боя не ходит. Но на разведку её отправляли, – тут его взгляд стал мягче и добрее. – Девочка она у нас хорошая. Вы с ней все подружитесь.
– И как же вы её отпустили? – возмутился тот. – Маленькая ещё! Нужно куда-нибудь было в безопасное место пристроить! Я, конечно, понимаю, что она дочь командира и всё такое, но отправлять собственного ребёнка к фашистам – не самая лучшая идея!
Вдруг топор выскочил из рук Васазде и вонзился в лёд. Он медленно повернулся к Геннадию. Норков обернулся и увидел, что на него с недоумением смотрит не только грузин, но и все бойцы неподалёку. Всё-таки его возмущения были слишком громкими.
– Что ты сейчас сказал? – переспросил Рубцов, отложив нож в сторону. – Кем ты Катю назвал?
Геннадий сглотнул и быстро проговорил:
– Дочерью командира…
Лукиан и Максим переглянулись, а потом снова повернулись к новобранцу:
– Кто тебе такой бред сказал? – взял топор Васазде.
– Игорь, – тихо сказал Норков и вжал голову в плечи. – Косминов который. Говорит, что похожи они очень. Волосы особенно…
– Она седая! – нахмурившись, перебил его Максим и обернулся, чтобы убедиться, что Катя не ходит где-нибудь рядом. Поняв, что девочки нет, он повернулся к бойцу и продолжил. – Дурак твой Косминов! Волосы чёрные у неё были.
– Она сирота, – тихо добавил Лукиан. – Немцы убили всех в её деревне. Катя чудом уцелела, – с этими словами он покрепче взялся за ветку и замахнулся топором. Вдруг грузин остановился и снова повернулся к Рубцову. – А на задание мы её посылали потому, что другого выхода не было. Немцы ничего не заподозрили в ребёнке. А в тыл не отправляем потому, что она сама не хочет отсюда уходить. Это место стало для неё единственным домом. Ты просвети своих товарищей. А то ещё скажут где-нибудь, – солдат сделал паузу. – Хотя, в чём-то ты прав: она действительно стала нам как родная.