Еще сидим. Позвоню позже. Люблю
Написал сообщение, заправил рубашку, ремень застегнул.
– Юля, – я повернулся, – не знаю, что на меня нашло. Извини.
Сейчас нужно просить прощение совсем у другой женщины, но для меня немыслимо даже мысль допустить, что это выплывет.
– Я никому не скажу, Рома, – Юля поднялась, запахнула полы халата, выглядела так, словно бы ничего не произошло только что.
Правильно, нужно забыть, вычеркнуть этот эпизод из памяти, иначе вина съест, и Наташа догадается. Она слишком хорошо меня знала.
– Ты останешься? – спросила Юля.
Я думал переночевать в гостинице, чтобы завтра прийти, обсудить дальнейший план действий, но теперь хотел уехать. Обратно в Москву, в объятия любимой. Она исцелит меня, любовью поможет забыть мой позор.
– Нет. Я позвоню позже. Мы все решим.
Я ушел. Главное, нельзя потерять Наташу. Я ей не изменял. Точка.
Наташа
Я пулей прилетела в детскую больницу. Еву определили в стационар. У меня сердце разрывалось, и совсем не хотелось думать, каким ничтожным подлецом оказался ее отец. Изменник. Лжец. Фактический двоеженец!
– Наташа! – поднялась навстречу мама. Она была в больничной сорочке и халате, который давали на ночевку.
– Евуся, котик, – я обняла дочку. Девочка моя была такой тихой и вялой. И горячей. В тоненькой ручке капельница с физраствором. Что ж такое-то! Она никогда такой не была, даже если сильно болела!
– Ей укол сделали, вроде спадать температура начала, – шептала мама. – Сережа там документы заполняет…
– Мам, я останусь с ней. Так что делись формой, – попыталась улыбнуться, сглатывая противный ком.
– Конечно-конечно, – запричитала она. – А Роман где? Разве вы не вместе? Или он за вещами поехал?
Да, нужно же привести сумку с необходимым для меня и Евы. Неизвестно, насколько мы здесь.
– Нет, мы не вместе.
Уже нет. Я даже матери не могла рассказать об увиденном. В своей голове уложить не получалось! А делиться… Нет, эту боль я испытаю сама, а потом воздам сторицей.
– У вас же свидание было.
– Не было никакого романтика. Я ошиблась. Мой муж очень занятой человек.
Я смотрела на мать, ощущая, что глаза щипает, как в лихорадке, слезы наружу просятся – я ведь не железная. Мне больно и страшно. Как дальше жить? Я ведь люблю мужа. Даже сейчас люблю.
Слеза сорвалась, щеку похолодила. Мама нахмурилась подозрительно, а я к маленькой ладошке губами прижалась. Пусть лучше думает, что это исключительно волнение за дочь. Так и должно быть! Я не должна тратить время на мысли о человеке, который предавал меня в это самый момент. Мне нужно сосредоточиться на своем ребенке. Ева важнее всего.