Первым делом Альберт раздобыл чип робота: вырезал его из своего домашнего помощника. Конечно, при сканировании подмена должна сразу раскрыться. Но на то Альберт и инженер. С помощью старого компьютера, валявшегося в его столе, и советов из сети он прошил чип, заменил префикс в коде, сделав его чипом андроида, завернул до поры в толстый кокон из фольги. Теперь надо было избавиться от чипа в руке.
Альберт бродил по квартире, не зажигая света, в полумраке. Комнаты, где всё случилось и где лежало тело, он избегал, да и дел у него там не осталось. Он тщательно вымылся в душевой. Поел, аппетит не пропал. Собрал небольшую сумку вещей. Заказал протез руки, покупка не из дешёвых. Понятно, без чипа все его сбережения не будут ему принадлежать, так что он заказал медицинский браслет, не только украшение, но и компактный доктор, который ставил диагнозы и выписывал лекарства. Браслет можно было не привязывать к чипу, что было кстати. На оставшееся после покупки дорогущего браслета Альберт купил три комплекта такой одежды, какую, по его мнению, предпочитали андроиды: яркую, однотонную, без дизайнерских излишеств. Также он взял продуктов, калорийных и не занимавших много места, вроде шоколада и консервированных мидий. Сборы отвлекли его. Однако, когда пришли покупки, когда сумка была уложена, горькие мысли оформились в реально ощутимую горечь в голове, груди – и он скорчился в углу.
В иных городах по всем углам расставлены автоматы для смены чипов, но не там, где проживал Альберт. В его городе всё ещё действовали по старинке. Не по той, конечно, старинке, как было с первыми чипами: когда руку разрезали и затем зашивали, оставляя небольшой шрам. Но в сравнении с уличными автоматами, посещение кабинета выглядело анахронизмом. Более того, туда ещё всегда была очередь. И Альберт, в мешковатом плаще, с сумкой на коленях примостился на пластмассовом сиденье за женщиной с ребёнком лет пяти, ещё в детском браслете, тот получал свой первый чип. Перед ней сидел молодой парень, по виду иностранец. Иностранцы обычно не меняли свои чипы. Значит, это был иммигрант, остающийся навсегда. Альберта, как и многих других, иммигранты раздражали: казалось, что они крали часть его хорошей жизни, не за плохой же жизнью они иммигрировали. Но в нынешней ситуации раздражаться выглядело неуместно: его собственное преступление по всем законам и взглядам нельзя было сравнить с иммиграцией – делом, возможно, даже хорошим.