Пустеет в стенах их кровать.
Иди к ним прямиком в палату,
И обними, как будто навсегда.
Бог не возьмёт с любимых плату,
Он зрит любовь лишь иногда.
Ему дерёт глаза несправедливость,
Он замечает страх и трусость.
Не в жизнь не скажет свою милость,
За боль, разлуку и за тупость.
А вот любовь и счастье, ему мило,
Он даже очи прикрывает сладко.
Своей энергией, даруя силы,
Стезю любому стелет гладко».
Муж, сын, теперь отец,
Шагает вдаль, мороз не зная.
Нет, он не каторжный слепец,
Он снег, что под ногами быстро тает.
Он – целое с природой мамой,
Един в себе, за дар из чрева.
Он счастлив с милой дамой,
Хоть родила ему… как дева.
– Жди милая, я скоро! —
Его дыхание передаёт. —
Забыто старое, забыты ссоры,
Твой муж к тебе в ночи идёт!
Цвет синевы за белым,
Стареет краска, сыпется.
Удача дарит много смелым,
Но через край не выльется.
Рожают чудо в свет в сарае,
Как на руинах дней войны.
И не хватает милым рая,
Всё это только… сны.
Питание плохое, голодно,
Нет тёплых одеял и тапок.
Весь персонал не с молода,
В рванье, без белых шапок.
Рук не хватает, инструментов,
И много живности за плинтусом.
Здесь точно не до сантиментов,
И чувства будут только минусом.
Но наши мамочки не унывают,
И держатся в себе, как должно.
Они всё ведают, и точно знают,
Родят, добьются, если даже сложно!
Им выпала та честь с рождения,
Быть богом внутри божьей силы.
Начало в них, – миг становления,
И не помеха им из пекла вилы.
Тем более, разрушенные стены,
Что старше, чем весь род людской.
В них жизни две, двойные вены,
Исчезнет суета и шум унылый, городской!
Мужчину проводили внутрь,
Он робок и совсем потерян.
Возможно, в жизни он и сударь,
Но здесь, как будто не уверен.
Что предстоит ему познать,
И как вся жизнь перевернётся?
Такое лгун лишь может знать,
Жизнь – молоко, нет, нет, да и свернётся.
Палата чистая и много света,
Как много колыбелей по рядам.
– Наверно, мой здесь, точно где-то, —
Не верил муж своим словам.
А в середине, как на троне,
Лежал один молчун-малец.
Он был в своей комфортной зоне,
В своей тиши он был, что спец.
Вокруг крик ротиков и рёв,
Аж ультразвуком уши сносит.
А у него озёрный клёв, —
Не шевельнётся и не спросит.
– Привет, любимый! – голос нежный, —
Я так ждала… мы ждали!
Ты здесь, ты явно прежний,
Как хорошо, что мы не спали.
Он обернулся, милая стоит,
Немного бледная, устала.
И что-то часто говорит,