Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов - страница 6

---

---

Забвение стирает долг умерших,

оплаченный натурою смертей;

они питают Время,

его неутомимое бессмертье,

чей тайный суд за родом губит род

и в чьей до срока отворенной ране —

последний Бог в последнее мгновенье

ее закроет! – вся людская кровь.

Не знаю, был ли Росас

слепым клинком, как верили в семье;

я думаю, он был как ты и я —

одним из многих,

крутясь в тупой вседневной суете

и взнуздывая карой и порывом

безверье тысяч.

Теперь неизмеримые моря

простерты между родиной и прахом.

И жизнь любого, сколь бы ни жалка,

торит свой путь в ничтожестве и мраке.

И Бог его уже почти забыл,

и это милость, а не поношенье —

отсрочка бесконечного распада

минутным подаянием вражды.

Конец года

Не символическая

смена цифр,

не жалкий троп,

связующий два мига,

не завершенье оборота звезд

взрывают тривиальность этой ночи

и заставляют ждать

тех роковых двенадцати ударов.

Причина здесь иная:

всеобщая и смутная догадка

о тайне Времени,

смятенье перед чудом —

наперекор превратностям судьбы

и вопреки тому, что мы лишь капли

неверной Гераклитовой реки,

в нас остается нечто

незыблемое.

Мясная лавка

Гнуснее, чем публичный дом,

мясная лавка – оскверненье улиц.

Сверху, с несущей балки,

коровья слепая голова

ведет шабаш

искромсанного мяса и мраморных разделочных столов

величаво, с отстраненностью идола.

Предместье

Гильермо де Торре

Предместье – точный слепок, отпечаток нашей скуки.

Мой шаг сбивается, хромаю,

когда плетусь навстречу горизонту,

оказываюсь меж домов,

четырехугольных ячеек,

в кварталах разных, одинаково безликих,

словно они, кварталы, —

тупое, монотонное воспроизведенье

единого квартала, одно и то же.

Выгул, неухоженный газон,

безудержно теряющий надежды,

зияет пятнами камней, домов и улиц,

я различаю в бездонных далях

раскрашенный картон игральных карт заката,

и в этот миг я ощущаю, чувствую Буэнос-Айрес.

Город этот, я знаю, я уверен твердо, —

мое и прошлое, и будущее, и, более всего, мое сегодня;

годы, что провел я на чужбине, в Европе, – иллюзия,

я есмь и только здесь, и буду здесь: в Буэнос-Айресе.

Стыд перед умершим

Свободен от надежд и сожалений,

абстракция, неуловимость, нечто

безвестное, как завтра, каждый мертвый —

не просто мертвый, это смерть сама.

Бог мистиков, лишенный предикатов,

умерший не причастен ни к чему,

сама утрата и опустошенность.

Мы забираем всё,

последний цвет и звук:

вот двор, который взглядом не обнимет,

Следующая страница

---

---