– Да, врагов у нас множество. – проводив взглядом сову, сказал Прищуренный. – И эта особь не самое страшное.
Одноухий согласно кивнул и спросил.
– Это да, но откуда ты всё знаешь?
– Опыт и наблюдательность. – назидательно ответил Прищуренный. Ему уже не раз приходилось говорить эту шаблонную фразу, и он, будучи убежденным последователем наставничества, включил гуру.
– Слушай сюда и я научу тебя жизни. Валериану и алкоголь – в разумных дозах. Кошки – яд. Люди – объект. Жрать —мало, спать – много. Сон – это вторая жизнь твоя. Иди своим путём…
– Подожди, а как же все эти базовые постулаты? Свобода и «Кошачий мир», «Жизнь чёрных важна» и прочая всякая хрень? – спросил Одноухий, с вызовом глядя на Прищуренного. – Как же всё это?
Прищуренный с сожалением оглядел борца за толерантность, усмехнулся и спросил:
– Ты уже перестал прятаться по темным углам? Каков твой натуральный цвет? То-то же. – затем, нарисовав хвостом крендель, он задумчиво оглядел его и, со вздохом, признался. – Я ведь тоже не совсем чёрный. У меня, видишь ли тоже было пятно. Вот там, на самом конце, оно и было.
Одноухий недоверчиво взглянул на кончик хвоста.
– Да ладно, я ничего не вижу. Ты гонишь.. Я не слышал о других.. ну не стандартных.. Как ты скрывал этот недостаток?
Повисло неловкое молчание. Затем Прищуренный тягостно вздохнул.
– Увы! Поначалу приходилось засовывать его… ну ты сам знаешь куда – признался новый знакомый. – Было очень неудобно и стыдно.. Может быть я так и ходил до конца своих дней, как молодой зэк в тюремной бане, если бы не один замечательный случай. Я бы даже сказал фантастический. Случилось это года три назад в дальней технической части подвала. Как-то по весне удалось мне заманить туда одну глупенькую кошечку. Всё было на мази, но, в пылу страсти чертовка опрокинула на меня чан с какой-то жидкостью, от которой я весь покрылся чёрной коростой. Я чесался и жутко вонял. Как оказалось это было какое-то средство, толи от тараканов, толи от блох. О любви пришлось надолго забыть, потому что при моем появлении все кошки разбегались кто куда. Зато, когда короста, высохнув, облетела, хвост стал весь чёрным. Теперь после каждой линьки мне приходится наведываться к чану подкрашивать кончик хвоста.
Одноухий, переварив услышанный рассказ, заёрзал на пыльном полу.