Моя челюсть упала, чуть сигарету не проглотил. Во избежание пожара не стал докуривать, и сердито ткнул бронзовую голову Мефистофеля, словно хотел окурком выткнуть ему глаз.
– Ты лесбиянка.
– Ты что? Нет, конечно, – для убедительности она помотала головой. – Бабы дешевки, ненавижу. Впрочем, вы тоже хороши.
– Ага, – я не стал возражать. – И что делать?
Вообще-то я себя спросил. Это не детский сад, это сумасшедший дом. Ее и деньги могут не устроить. Вдруг свадьбу затребует или нотариуса?
– Хочу уволиться, – делилась она служебными секретами. – Надоело все. И заявление уже написала, не отпускают. Просят до осени поработать.
Голова пошла кругом, захотелось лечь понадежней, я проверил подушку. Вроде на месте.
– А кто не отпускает. Барин, что ли?
– Барин, – она безмятежно кивнула, словно речь шла о сущей безделице. – Директор наш. Сейчас, говорит, пора отпусков. А ты откуда знаешь, как его зовут? – она надула щеки и обеими ладонями хлопнула по ним с двух сторон, словно шарик лопнула. – Он толстый.
– Ты где работаешь, детка? – спросил я зловещим голосом.
– В парикмахерской, – ответила она растерянно.
– В парикмахерской, значит, – я наливался гневом, как атомная бомба на полигоне. – Двадцать мужиков за смену делаешь!
– Вообще-то я дамский мастер, а что?
Мы смотрели друг на друга со взаимным недоумением.
– Что же ты, ворона, мне тут мульки крутишь, – внутри меня булькало и клокотало, того и смотри, лава пойдет с выбросами огня и пепла. – Так ты не Пума!?
– Нет, – она хлопала ресничками. – А кто это?
Это был удар ниже пояса. Самолюбие профессионала, обманутое самым беспощадным образом, провалилось под кровать, проломило пару этажей и скорчилось среди посетителей гастронома от стыда и позора. Рушились все мечты, взлелеянные в связи с этой идиоткой.
– Зачем ты выдала себя за Пуму? – простонал я, сдерживая бешенство.
– Пошутила, – пролепетала она. – Тебе хорошо было со мной, правда?..
Сейчас она меня любимым назовет, и я ее убью. Задушу в кровати. Идиотка, слабоумная. Ее губки дрожали от страха, на ресничках повисли слезинки. Мои зубы заскрипели, как ржавые петли на воротах ада. Ум зашел за разум.
– Пошла отсюда! – прошипел я, зажмурившись, чтобы не видеть безобразия. – Глухая!?
– Ты сказал, тебе актриса нужна, – сказала она грубым тоном.
Глаза открылись. Она стояла на фоне светлой шторы, все еще в кимоно.