Что касается этого офицера, то, вероятно, из-за неприязни капитана ему пришлось бы на этот день остаться на корабле, но важность единственного человека, который мог общаться с хозяевами, была слишком велика, чтобы допустить такое обращение, поэтому Сокол был оставлен на попечение одного из мичманов, и экипаж судна сошел на берег почти сразу же, как только Эсбал и эскорт показались из-за деревьев.
Вскоре киль лодки заскрипел по песку. Когда люди поспешно сошли на берег, двадцать чернобородых, как непочтительно назвал их мичман Прайс, с круглыми пряжками и мечами со змеевидными лезвиями, вышли вперед и поклонились. В нескольких словах Эсбал указал, что он поведет их вперед, а его люди расположатся по обе стороны от гостей, чтобы не дать сброду на них наседать, в таком порядке и начался марш.
Узкая и ровная тропинка, вымощенная шестиугольными блоками лавы, вела через лес на запад. По ней могли идти только четыре человека в ряд, и длинная колонна из ста пятидесяти офицеров и команды военного шлюпа, по двое, между своими молчаливыми проводниками, продвигалась вперед, нервно сознавая, с какой легкостью здесь может быть организована засада для нападения на их растянувшийся отряд. С чувством искреннего облегчения Вэнс и Дешон увидели, как исчезает подлесок и деревья редеют, превращаясь в то, что можно назвать ухоженной рощей.
И вдруг перед ними открылось зрелище, заставившее их остановиться в изумлении. Широкая равнина, заполненная пестрой толпой и усеянная тут и там белыми виллами значительных размеров, простиралась до того самого блестящего города, который они наблюдали с борта корабля, но более величественного и прекрасного в тысячу раз при таком близком рассмотрении. Это была настоящая феерия, которой не хватало лишь нескольких летающих лошадей и джиннов в форме облаков, чтобы заставить зрителей поверить, что они перенеслись в арабскую ночь, из которой вскоре выйдет раб лампы, чтобы исполнить их желания.
Не менее пятнадцати тысяч мужчин и женщин, все в праздничных нарядах, толпились по обе стороны тропинки, которая по мере удаления от леса расширялась и превращалась в аллею. Один взгляд на это огромное сборище, без оружия и увенчанное гирляндами, показал две вещи: во-первых, их совершенно дружелюбный настрой, а во-вторых, вероятную бесполезность сопротивления, если бы речь шла о вероломстве. Марш возобновился в более широкой колонне, и мужчины и женщины, последние все были смуглыми, туземного типа, сгрудились вокруг иностранцев, глядя на них любопытными, но вполне дружелюбными глазами и пытаясь прикоснуться к их лицам или оружию, когда можно было не опасаться кнутов конвоя. В толпе было очень мало представителей правящей расы, которые, похоже, занимали положение как военной касты, так и дворянства, и те, очевидно, присутствовали с единственной целью поддержания должного порядка и приличия.