Двумя-тремя днями позже эта моя направленность превратилась в автоматизм, и уже не было особой надобности контролировать свой образ.
И вот ресторан «Магнолия». Перед тем как подняться по крылечным ступенькам – невольный взгляд под ноги, словно из боязни наступить на следы крови, оставшейся после убийства Филиппа Никитича. Именно здесь, у парадных дверей, его расстреляли автоматной очередью из проезжавшего автомобиля. Мне вдруг почудился сильный запах порохового дыма, и я рефлекторно задержал дыхание.
Но прочь переживания; напустив на себя деловой, с долей строгости вид, я решительно двинулся ко входу.
Столик, за которым мы с Натальей Павловной когда-то сиживали, обмывая куплю-продажу её картины «Возрождение», был занят симпатичной молодой парой, и я облюбовал место в дальнем от входной двери углу – спиной к стене. Это привычка у меня такая, выработанная ещё в подростковые годы, – всегда иметь надёжную защиту с тыла.
Всего я приобрёл у Веряниной четыре произведения живописи. Куда они подевались после моего поспешного бегства из России, осталось неизвестным. Возможно, пылятся у кого-нибудь за шкафом или висят на чьей-то стене, и я лишь жалел об их потере.
Подошёл официант. Я заказал стакан сладкого чая, и когда он принёс напиток, попросил сообщить владельцу «Магнолии» господину Болумееву, что его хотел бы видеть старинный друг с лесосеки. Последнее слово я выделил нажимной интонацией.
Спустя пару минут приблизился администратор ресторана и почтительно сказал, что Михаил Владленович готов принять меня.
Мы поднялись на второй этаж, администратор показал на дверь без таблички, после чего я вошёл в знакомое помещение. Всё в нём было как прежде, за исключением того, что на месте Татаринова сидел Жила, Михаил Болумеев.
Он поднялся мне навстречу, и на середине ковровой дорожки, застилавшей пол, мы обменялись рукопожатием и коротко обнялись.
– Прошу, – сказал мой давнишний знакомец, трогая спинку стула, на котором мне доводилось сиживать когда-то.
Новый хозяин кабинета предложил отметить встречу – всё же столько не виделись, но я отказался, сославшись, что в моём положении инкогнито лучше быть трезвым. И добавил, что предпочёл бы чашечку кофе. Он распорядился, и нам принесли эстрино со сливками и примерно по ложке липового мёда на блюдечках – как при Татаринове.