– Теперь представьте, что в Париже открылась ваша выставка, – неторопливо продолжал Ефимов, закуривая длинную папиросу «Дукат». – С учётом ситуации – это событие не только художественно-культурное, но и политическое. Как отреагируют бонапартисты? Вполне можно предположить, что попытаются её сорвать, причём каким-нибудь подлым образом.
– Это каким же, к примеру?
– Варианты разные. Например, на открытие придёт десяток-другой молодчиков. С виду приличные люди, в сюртуках, а под сюртуками ножи. И по сигналу вожака кинутся резать полотна. Или начнут обливать картины чёрной краской. Ну, место проведения, сиречь Академию изящных искусств, жечь или взрывать, скорее всего, не станут, – всё же национальное достояние…
– И на том спасибо, – буркнул Сергей, которому расклады Ефимова очень не понравились. – Ну, и чего они этим добьются?
– Как это, – «чего»? Во-первых, плюнут в Россию. Для них сейчас это особенно важно. Будущий договор держится в строгом секрете, но общее сближение стран ведь не скроешь. Для бонапартистов оно, как серпом по причинному месту. Гадить будут, где смогут. – Ефимов отодвинул пустую тарелку и откинулся на спинку стула. – А во-вторых, им важно себя показать. В нашем посольстве полагают, что в ближайшее время бонапартисты наконец сорганизуются в некую партию, которая пойдёт на следующие выборы с оч-чень хорошими шансами победить. Не дай бог, конечно… Тогда Францию потеряем. Этим господам проще с немцами и австрийцами договориться, чем с нами дело иметь… Так-то, Сергей Васильевич.
Сергей мрачно крутил в пальцах спичечный коробок. С почётной и престижной культурной миссией оказалось всё не так просто. Ну, ещё одна выставка (пусть даже зарубежная), – сколько их уже было и сколько ещё будет! Но вот эти политические осложнения, чреватые угрозой его полотнам… И как себя вести в случае инцидента? Начистить рыло бонапартистской шпане – дело нехитрое, но не аукнется ли это дипломатическим скандалом? И к лицу ли такие резкие действия президенту академии? Чёрт знает, что такое…
– Не обрадовали, Виктор Михайлович, – откровенно сказал Сергей, наполняя рюмки. – Я себе поездку представлял как-то по-другому. Не привык я за собственные картины дрожать. Не за себя, заметьте, – за картины… Константин Петрович ни о чём подобном не говорил.