Кстати говоря, она всегда и везде пела, если на это подворачивалась возможность. В такие моменты она была собой. Той самой бесстрашной девушкой, которую я видел, с которой рос и играл в машинки в детстве. Той, которой она является.
Врубив музыку на колонке и выкрутив громкость на максимум, она танцевала посреди кухни. Она готовила изумительный ужин, который, впрочем, как и всегда был желанным для всей нашей большой семьи. Маша выгоняла всех демонов, что таились внутри нее и очень давно не видели света. Ее танцевальные движения были разнообразны: начиная от сальсы, заканчивая подобием на брейк-данс.
Я улавливал ее вайб и мог иногда пританцовывать вместе с ней. В такие моменты она очень сильно и искренно смеялась, как девчонка, застрявшая в детстве. Маша любила себя такой, такой живой и неподдельной. Ее внутренняя музыка смешивалась с разными стилями, а струны души пели во весь голос.
Я стоял, слегка облокотившись о косяк, и понимал, насколько она многогранна. Я, если честно, до сих пор не мог поверить в то, что в моей жизни есть такой человек, как она: заботливая и нежная сестра, которая безумно красива внутренним устройством своего мира, она милая, умная, та, с которой всегда есть о чем поговорить.
Может поэтому ее и любили? Слава Богу, что понимали это поздно, потому что тот, кто действительно ее любит, осознает это сразу.
А она продолжала танцевать и петь…моя старшая сестра…
Маша, ты не обязана быть сильной. Повторюсь, не обязана.
Ты не обязана работать с утра до ночи только для того, чтобы заглушить душевную боль. Ты не обязана улыбаться всем вокруг, если этого сама не желаешь. Ты не обязана любить то, что навязывает общество.
Будь настоящей, пожалуйста, хотя бы находясь со мной в одной комнате. Плачь, если это нужно, кричи и бей посуду, если от этого станет легче твоей душе, или же просто сядь рядом и выговори все, что тебя тревожит. Я возьму твою руку и заберу всю боль, что тебя раздирает.
Но. Помни – ты никому ничего не обязана.
***
После моего дня рождения я стал очень много работать, а в нашей семье произошло достаточно перемен, причем, не очень хороших: маму положили на операцию, Маша готовилась к предстоящим экзаменам, папа устраивался на новую работу, да и его машина, благополучно, тоже дала сбой – перестала заводиться. Все накладывалось одно на другое, и я старался больше себя нагружать физическим трудом, чтобы не думать о плохом. Почти весь август мы с Машей никуда не могли выбраться, да и она была вся на нервах. Предстоящий учебный год сулил ей много забот и переживаний, что не могло не сказываться на ее внутреннем состоянии.