– Идут! Идут! – запищала Малюся, увидев знакомые силуэты на тротуаре возле подъезда многоэтажки, и кинулась к входной двери. Сестрёнки неторопливо прошествовали туда же. Все трое уселись напротив двери, обвив хвостиками лапки, и задрали мордочки в ожидании. Хозяин, не дожидаясь звонка, открыл дверь. И вовремя – от лифта уже следовал Макарыч с Дружком на поводке. Кошки начали недоуменно оглядываться – какой-то мелодичный звон приближался вместе с гостями. Все разъяснилось, когда вошёл Дружок. На его шее висел передничек с медалями, которые и издавали тот самый звон. Медали располагались в несколько рядов, но в центре особо выделялась медаль на серебристо-серой колодке с синей окантовкой.
– «За отвагу»! Боевая! – ахнул Хозяин.
Сестрёнки оробели, а Малюся с писком, переполнявшим её грудь, кинулась к Дружку, повисла у него на шее, не обращая внимания ни на какие медали.
– Дядя Дружок! – пищала она. – Наконец-то ты пришёл! Почему тебя так долго не было?!
Дружок, повизгивая от нахлынувших чувств, прилёг на пол, чтобы быть ближе к Малюсе, и вылизывал, вылизывал маленькую усатую мордочку…
Через час хвостатые, лежа на ковре в комнате, весело беседовали, вспоминая летние проказы. Малюся трогала медали лапкой и заставляла их звенеть.
– Ну, расскажи про свои награды, скромник, – требовали Сестрёнки.
– Да тут в основном спортивные, – отвечал тот и отводил глаза, – за участие в соревнованиях и прочие…
Поняв, что откровенности от него не добиться, Сестрёнки оставили Дружка с Малюсей в комнате, а сами пробрались на кухню, устроились на подоконнике и, всем своим видом показывая, что их интересует только вид из окна, навострили уши.
– … Медали вручили тогда всему составу блокпоста – и живым, и погибшим, – продолжал рассказ Макарыч. – Я свою отдал Дружку. Он её точно заслужил. Если бы он тогда не кинулся на ствол боевика – не беседовал бы я сейчас с тобой. После боя на руках нёс его, раненного. Еле выжил… Спасибо полковому хирургу – спас псину. До госпиталя тогда довезли не всех…
Мужчины помолчали, Хозяин разлил по стопкам прозрачную жидкость. Встали и молча, не чокаясь, выпили.
Выйдя на лоджию и открыв створку окна, закурили.
– Разговор у меня к тебе, друг, серьёзный, – начал Макарыч. – Боюсь я за Дружка. Как вернулись в город – не узнаю его. Почти не ест, на прогулку даже не просится, так – выходит только по необходимости. Лежит в прихожей, ни на что не реагирует. В общем, все признаки депрессии. А сегодня, когда объяснил ему, куда идём, засуетился, как щенок, сам поводок принёс, аж повизгивал, пока собирались. И сейчас – смотри, как он играет с Малюськой! Как молодой, даже глаза заблестели. Давно его таким не видел.