– Ох, котик, не умирай, не надо! – достав его из сугроба, девчонка сдернула с плеч платок и, закутав, осталась в одном платье. – Сейчас, потерпи, миленький, я свиньям корм задам и домой тебя унесу, в тепло.
Рольфуса кольнула совесть, но совсем чуть-чуть, с совестью он давно научился договариваться.
В свинарнике оказалось убрано, это обнадеживало – если в доме столько работников, что даже свинарник в порядке держат, значит план может сработать.
Вылив болтушку в корыто, девчонка поспешила в дом. И вот там, на кухне, Рольфуса снова одолело сомнение – что же это за семейство такое, если дочка главы дома ютится в углу между вязанками дров и мешками с картошкой. На старом сундуке лежала тоненькая подстилка с подушкой и страшненькое колючее одеяло.
– Ты что, здесь спишь? – все еще надеясь, что ошибся, спросил Рольфус.
– Ну да. Я же все время тут, на кухне. И бегать никуда не надо. Удобно, – ответила девчонка, пряча взгляд.
– А папаша не против?
Девчонка пожала плечами, по-прежнему стараясь не смотреть в глаза, и Рольфус сдался, решив не мучить ее расспросами.
– Ой, ты ж, наверное, голодный. Давай, я тебе молочка налью.
– Лучше мяса.
Золушка вздохнула.
– Мяса не осталось. Есть только кусочек колбаски с ужина, сестры не доели, – она открыла шкаф и достала сверток, в котором обнаружились обломок полосатого карамельного леденца, надкусанный крендель с глазурью и вышеупомянутый кусочек колбасы, сырокопченой, с хвостиком. – Вот, возьми, – она протянула ему сразу всю заначку.
Рольфус съел колбасу исключительно из вежливости – не отказывать же бедняжке. «М-да, – подумал он, разглядывая тонкие, словно прутики, пальцы, худую шейку, торчащую из ворота платья, – держат бедняжку в черном теле. Хотел бы я посмотреть на этих извергов».
Возможность такая представилась очень быстро – из коридора донесся топот, словно на кухню мчалось стадо буйволов, и вскоре в дверях возникла монументальная бабища с губами-варениками и крошечными злыми глазками на круглом как блин лице.
– Золушка! – рявкнула тетка. – Где тебя носит, лентяйка? Кровати не расправлены, перины не взбиты, а она сидит, прохлаждается. Живо за рабо… А это что такое?! – палец-сосиска нацелился прямо на Рольфуса. Кто разрешал тебе…
– Маменька, я…
– Вон блохастого! Вышвырни, живо! – ручища, здоровенная, словно весло, развернулась, указывая на дверь.