Хельгу уже передёргивало от красочных представлений. При этом она невольно подсчитала, сколько ей осталось до пятидесяти.
– А взамен пришельцы даруют человеку богатство, избавляют его от нужды, делают жизнь беззаботной. Чем раньше человек идёт на кухню, тем роскошнее его существование до намеченного срока. Он живёт королём до двадцати пяти! Перед ним раскрыты все двери! А если хочет подольше пожить, то богатств будет меньше, а исполнение желаний скромнее. Но всё равно человек может не бояться бедности, тягот, несправедливого отношения к нему со стороны общества и государства. Его интересы защищены свыше. И он может ни о чём не волноваться. – МС помолчал. – Тебе это кажется глупостью, но что такое долголетие по сравнению с беззаботностью и роскошью? По сравнению с не истлевающей справедливостью по отношению к тебе и привилегиями? Кто вообще хочет жить после пятидесяти? Всё тело ноет. Где-то постоянно вылезают болячки, а с вашей медициной нельзя рассчитывать, что в следующий раз тебя вытащат с того света. А ты только и делаешь, что горбатишься, работаешь, мира толком не видишь! Откладываешь увлечения и хобби в долгий ящик, а когда находишь время взяться за них, уже нет сил. Нет здоровья. Нет жизни! Кому сдалось такое убогое существование?
Мантисс хотела сказать, что ему с его сотней лет «за плечами» невозможно объективно размышлять о том, как пролетающие годы воспринимает человеческое существо. А потом ей пришло в голову: МС заговорил об этом потому, что сам день изо дня терпел постоянную боль. Его травили лантаном, и в состоянии перманентных мучений он мог понять, что приблизительно чувствует больной человек после пятидесяти. И мог желать прекратить это волей кого-то свыше.
А что бы выбрала Хельга, если бы мир был похож на описанную объектом картину? Она пребывала в смятении. Определённо, ей хотелось жить, но как долго? И можно ли сейчас, ещё будучи молодой и относительно здоровой, адекватно представлять себя в шестьдесят, семьдесят? Восемьдесят?
– Думаю, люди с их жаждой жизни в том выдуманном мире попытались бы отсрочить свой уход на кухню, – сказала она. – Как-то обмануть покровителей и обойти договор. Тебе сложно это понять, но мы, люди, не хотим умирать даже в девяносто лет. А уж после насыщенной жизни, полной радостей и беззаботного кутежа, и подавно хочется продлить праздник. Люди будут сбегать, прятаться, пытаться выторговать себе ещё несколько лет…