Не спеша обуваясь, она спросила у нее:
– Соня, скажите, пожалуйста, в каком состоянии Вадим уходил из дому?
Домработница взглянула настороженно.
– В нормальном. Трезвом.
– Может быть, он был взволнован или зол?
Домработница опустила голову и промямлила.
– Да обычный он был.
Ее взгляд, быстрый и настороженный, в сторону закрытой двери в гостиную, не остался незамеченным.
Лена накинула куртку, засунула записную книжку в карман и улыбнулась.
– До свидания!
***
Бильярдный клуб «Абриколь» оказался вполне приятным заведением, с современным интерьером, вежливым охранником и несколькими игровыми залами, из которых доносились вкусные звуки ударов кия по шару, треск разбитых «пирамид» и негромкая речь игроков.
Охранник на вопросы ответить не смог, по одной простой причине: в тот день была не его смена.
– В баре спросите.
– И где у вас бар? – поинтересовалась Лена.
Рука с металлодетектором показала в сторону двустворчатой двери.
За барной стойкой стоял парнишка лет восемнадцати, с модной стрижкой и разрисованными руками. Он протирал бокал, посматривая в телевизионную панель.
Лена села за стойку. Бармен подцепил бокал к подвесному держателю и поинтересовался.
– Слушаю вас. Что желаете?
Едва Лена раскрыла удостоверение, как двери распахнулись и, стуча каблучками, забежала женщина лет сорока пяти: в очках, в белой блузке и черной юбке.
– Мне охрана сказала, что вы из полиции? Приходили же уже. Записи с камер смотрели. Что-то опять случилось? Я администратор, меня зовут Анжела Арнольдовна.
– Хочу задать несколько вопросов вашему бармену. Надеюсь, не возражаете?
Администратор беспомощно развела руками. Лена показала удостоверение бармену.
– Вечером 19 апреля сюда заходил человек…
Она не договорила, потому что тот вдруг нахмурился и швырнул полотенце на стойку.
– Я так и знал! Я же ему деньги вернул, что ему еще надо! Баран!
Анжела Арнольдовна сместила очки на кончик носа.
– О чем ты, Ромочка? – требовательно спросила она.
Бармен умоляюще посмотрел на нее.
– Анжела Арнольдовна, честное слово: бес попутал!
Он наклонился и вытащил трехлитровую банку, до половины наполненную какой-то подозрительной коричневой субстанцией. На боку красовалась затертая этикетка: «Соленья бабушки Лукерьи. Огурчики по-домашнему».
Со стуком поставил на стойку и вздохнул, протяжно и виновато. Подобное покаянное выражение лица Лена видела неоднократно – обычно потом следовало написанное дрожащей рукой и в произвольной форме: «Вину признаю, прошу строго не наказывать…»