– Папа?
– Да, что-нибудь случилось? Как мама? Бабушка?
– Всё в порядке. Все здоровы.
– Тебе деньги нужны?
– Нет, мне хватает.
– Дура какая-то от тебя залетела?
– Не говори глупостей. Все твои уроки выучены.
– Жениться решил?
– Ещё глупее, что я, дурак, что ли? Я тут одну твою бывшую встретил. Думал, тебе будет интересно.
– Уточни, кого.
– Элю Липкину.
Алексей Николаевич внезапно замолчал. Макс —настоящее имя он своим клиенткам не давал —выдерживал паузу.
– Ты видел Элю? Здесь? В городе? Когда? Как?
Голос отца, впервые в жизни, не был издевательским или насмешливым, и Макс смешался, не зная, что ответить.
– Макс, что ты молчишь, где она?
Нужно было воспользоваться удобным моментом и сказать отцу, как можно небрежнее: «Вчера в баре её подцепил и трахался с ней всю ночь. Знал бы, что твоя первая любовь, не стал бы заморачиваться». Но парню вдруг расхотелось сводить счёты.
– Я с ней в баре гостиницы «Европа» разговорился. Она приехала на какой-то семинар на несколько дней.
– Макс, слушай, а она не сказала, в каком номере?
– Сказала, 415.
Опять наступила пауза.
– Спасибо, Макс, что позвонил. Растёшь ты у меня. Заезжай как-нибудь после работы, посидим, поговорим.
– Хорошо, пап, мне надо идти.
– Конечно, матери привет передавай.
Лёха повесил трубку и нажал кнопку интеркома:
– Таня, я уйду сегодня раньше, так что для всех я – занят, поняла?
– Алексей Николаевич, а как же вечером? Я бы ужин приготовила, – обиженно пропела Таня.
– Сегодня не получится.
Лёха вышел из кабинета, стараясь не обращать внимания на недовольно поджатые хорошенькие губки девушки, спустился в гараж и сел в машину. Куда теперь? Сидеть в кабинете и делать вид, что работает, не хотелось. У должности были свои привелегии – можно уйти и не сказать, куда. Пусть шестёрки всё разгребают. «Поеду-ка я прогуляюсь», —Лёха завёл мотор и выехал из-под здания, щёлкнул шлагбаум, выпуская его тёмно-зелёный Рендж Ровер.
Парк «Сосновка» совсем не изменился – главную аллею обрамляли сосны, создавая приятную тень, а бабушки на деревянных облупившихся белых скамейках как коршуны охраняли своих беспечных внуков, делавших первые шаги через поребрик. Старушки подозрительно провожали глазами мужчину в деловом костюме и галстуке. Лёха привычно свернул направо на знакомую тропинку и прошёл чуть-чуть вглубь, к кладбищу, чтобы скрыться от навязчивых взглядов. Он прислонился лицом к дереву и закрыл глаза. Шероховатая грубая, как наждачная бумага, нагревшаяся за день, кора, не охлаждала горящий лоб.