. Возможно, не случайно она услышала эту композицию, так живо зацепившуюся за её душу?
Пройдя уже середину набережной, девушка повернула голову в бок, замечая, что музыкант перестал играть. Но вместо скрипача, который был больше не важен, Софи увидела его. Человек, который непременно хочет чего-нибудь, принуждает судьбу сдаться>[5] – теперь девушка понимала это, как никогда ранее. Он шёл, держа в одной руке тлеющую сигарету, а другую убрав в карман чёрной куртки. Он тоже повернул голову в сторону Софи, замечая её из толпы. И вот здесь это случилась: их души наконец обрели друг друга, они слились воедино, сцепились и завязались в морской узел. Их глаза потонули в омуте любви.
У него были голубые глаза, точно океан на холодном континенте. Они были такими родными, будто Софи сама у Бога просила дать ему такие глаза. Каждая родинка, одна из которых была около верхней губы – для девушки стала любимой. Она смотрела в зеркало его души, превозмогая всеми усилиями над собой, чтобы не расплакаться. Софи нашла его, вот он, словно её мечты вырвались наружу.
И не могла она описать свои чувства в тот момент. Девушка ощутила себя точно ребёнком, что нашёл под ёлкой именно тот подарок, который хотел. И он спрятал письмо, написанное Деду Морозу с просьбой об этом самом подарке, и даже родители его не нашли, а подарок всё же оказался под ёлкой… Всё потому, что чудо не обязательно объяснять логически – его нужно просто принять и поблагодарить за него.
Если это твой человек – он снова и снова будет появляться в твоей жизни. Софи знала – они обязательно пересекутся, и не важно где: будто то институт, кафе или танцы. И она понимала, что это её человек, конечно её, ведь она столько времени жила с его образом, жила и делилась с ним всем, что у неё было. А теперь ещё и обрела его наяву…
«Красота женщины не в одежде, фигуре или прическе. Она – в блеске глаз. Ведь глаза – это ворота в сердце, где живет любовь», – говорила Одри Хепберн.
Он никогда не понимал, как ей удавалось оставаться такой легкой, такой изящной, словно выкованной умелым мастером, словно сыгранной умелым маэстро. Она никогда не вписывалась в чопорное и злое общество, заботящееся о тягости своего бытия, и не понимая ничего в прекрасном. Зато она совершенно точно подходила под его понятия об искусстве, ведь она сама была как настоящее искусство, будоражащее сознание и перечеркивающее все грани, расширяя разум и отрывая потоки внутри.