Он спит? Или думает? Это мысли или яркие обрывочные картинки снов? Но вроде всё правда, всё это было. Хочется сползти с трубы и лечь на песке. Будто на море. Он был всего лишь раз на море. Самого моря не запомнил, только запомнил, что грудь сильно обгорела, намазывали сметаной, а окончательно прошла, когда какие-то родственники намазали самогоном. Самочем? Само. Гоном. Мутная жидкость в бутылке. Так резко и сильно ударило по ноздрям, что голову вывернуло почти назад. И хотелось бежать без оглядки. Вот и убежал, теперь в подвале отсиживается. Сколько ещё придётся бегать? Главное – найти что-то поесть.
Точно! Нужно к Серому зайти. Мана-мана ты-ты-тыры-ды-ты, мана-мана ты-тыры-ты. Потому что фамилия Манаков. В какой-то программе по телевизору была эта песенка. В этой песенке ещё был большой надутый телефон и смешные длинные ботинки. Они когда-то вместе ходили в бассейн. Потом Лёша в этот бассейн ходил с другим одноклассником, который как раз на первом этаже в доме напротив. Потом перестал ходить в бассейн. Родители запретили. Была тогда зима. Тёмное полярное утро. Одноклассник зашёл за ним. А где у тебя отец? Спит после дежурства. А мама? Да шляется где-то. В бассейне был тусклый свет и тусклый голубой кафель. Тренер смеялась над ним, когда он попробовал нырнуть с тумбочки – нырнул скрепкой. Да уж, Лёша, скрепка у тебя хорошая получилась! Живот болит? Не болит. Только за смех обидно. Как назло, этот смех гулял эхом в голове и никак не мог выйти. Учился во вторую смену. Пришёл домой, и сразу в коридоре его встретила записка на зеркале. А где мама? Да шляется где-то. Аккуратным отцовским почерком. Квартира звенела тишиной, но он знал, что родители в кухне. Ждут. Медленно разделся, повесил всё, что можно повесить, на крючки. Вместе с носом. Они сидели в полной тишине, только стучала стрелка часов. Не тик-так. Тик тик тик тик тик. Больше ты в бассейн не ходишь и с Максимом не общаешься. А то набрался непонятных слов. И остался Максим одноклассником с первого этажа из дома напротив. С Серым никто не запрещал общаться. Мана-мана. Хотя бы кусок хлеба у него попросить, пусть и без привкуса стали.
Он всё же сполз на песок. Лёг. Потолок был совсем близко, не так, как дома. Дома высокие потолки, до них даже отец не дотягивался, приходилось доставать лестницу, чтобы лампочку поменять. Иногда в их комнате заедал выключатель. Почему не включатель? Включателем была верёвка, которая свисала из белой пластмассовой коробочки под потолком. Приходилось стоять и дёргать. Дёргатьдёргатьдёргатьдёргать, снова дёргатьдёргатьдёрдёрдёрдёрдёрдёргать. Наконец-то! В подвале ничего не висело у потолка, не было никакой коробочки. Потолок был тёмным. Светлее темноты, но всё равно тёмным. Песок был твёрдым и холодным. На море можно было греть ноги в нём. Зато спине легче стало. Представить, что на море: кричат чайки, глаза закрыл, потому что солнце, поливает всё тело жёлтым теплом. Настоящее море не так далеко от дома. Только в этом море даже летом не покупаешься. Ведь там холодно и сплошная чёрная плёнка сверху. Что это? Мазут. Как будто кого-то зовут. Мазут! На тёплом море один раз был. И в телевизоре видел. Как в окне. Сейчас только холодный песок под спиной, холодное море где-то не так далеко, как тёплое, и солнце. Ночное солнце. Полярный круг со своими полярными днями и полярными ночами. И где-то ещё полярные медведи. Отец рассказывал.