Рената тоже поначалу играла с ним свою роль Золушки. Не сразу узналось, что, ныряя за устрицами, Ефим по воле случая схватил раковину с драгоценной жемчужиной. Но однажды она назвала местом встречи необычайно дорогой и престижный клуб. Он пришел, всюду искал и вдруг увидел Ренату на сцене – в фантастически красивом испанском наряде она танцевала под музыку Сарасате. Пораженный, видел он: как спичка, чиркнув ногой по полу, выбросила она языками пламя, вспыхнула – и танец-огонь охватил ее с головы до пят. Зажав огонь в горстях, вдребезги о землю разбивала его, словно огонь был стеклянный – с величавой горделивой улыбкой. И пламя в бешенстве вновь овладевало плясуньей. Но взгляд ее, повелевающий дыханием зрителей, смирял огонь. Отточенно и четко – каждый жест чеканом в меди выбит – входила в сердце шестью ударами в секунду, шестью стуками каблуков, отбивающих чечетку. И в бедро упершись рукою, стояла потом, задыхаясь, перед праздностью сытых, и смеялась над тщедушными и тщетными их желаньями. Тогда-то, в тот вечер, она и взяла над ним власть – когда отдалялась от толпы, уходила в свободный свой образ, отдаленный от жалких потуг на восторг, от растерзанных похотью лиц. И как божество, была осыпана рукоплесканьями и цветами, и поклонниками вознесена на руках.
Время от времени Рената возникала на телевидении. Она накоротке зналась с многими людьми-звездами. В их компании Добровейн все-таки чувствовал себя папашей Гобсеком, годным лишь на то, чтобы платить по счетам. Импозантный, толковый, уверенный в себе среди бизнесменов, он терялся в обществе артистов и художников, которые, как он вскоре убедился, способны говорить лишь о себе любимых да о своем искусстве, а о всем другом и о всех других умеют только злословить. Откровенно скучавшая среди его друзей-деляг, Рената казалась ему иногда дивной птицей, вроде Алконоста или Сирин, чудом залетевшей в курятник и тоскующей без надежды найти среди бескрылых бройлеров хотя бы какое-то подобие себе.
Для балерины она высока, при этом стройна и изящна. Художник мог бы всю ее – от макушки до пят – нарисовать одной волнистой линией. Венчает ее не «змеиная головка», как у большинства балерин, не прилизанные волосы, а копеночка свободно лежащих, ловко вьющихся огневых волос. Небольшое, удлиненное лицо с горбатым и тонким носом. Пунцовые губы, влажные без блеска, всегда готовы к улыбке.