На протяжении почти целого года я видел Марину Мирославовну один, иногда два раза в неделю. Вводный курс читался для двух различных групп, для каждой из которых был выбран отдельный день недели. Среда – для одной группы и пятница – для другой. Когда я сильно скучал по Марине Мирославовне, я ходил в обе группы. Таким образом, каждую неделю между лекциями мне нужно было ждать один раз – четыре дня, а один раз – день.
Я все больше и больше привязывался к Марине Мирославовне. Выходило так, что некоторые из ее лекций я слушал уже в третий раз, второй год подряд, и второй раз за одну неделю. Но каждый раз я открывал для себя что-нибудь новое в словах, во взгляде, в жестах. Мне казалось, что все Братство – это она. Она главная, и никто, и ничто в Братстве не может обойтись без ее участия, без ее мнения, без ее одобрения. У меня не было ощущения, что я что-то пропускаю, например, лекции своей группы в Доме. В те редкие дни, когда я все же попадал в Дом, мне было странно отмечать тот факт, что там все оставалось по-прежнему, лекции шли своим чередом, дежурные оставались на своих местах, а члены Братства так же внимательно слушали и записывали слова другого лектора, не Марины Мирославовны!
В одну из пятниц Марина Мирославовна не пришла на свою лекцию. Ее помощники объявили, что она заболела, и просили не расходиться, так как занятия все равно состоятся. Читать будет другой лектор. Я не стал дожидаться. Мне это было совершенно не интересно. Никого другого я слушать не собирался. Марину Мирославовну я видел в прошлую среду и теперь, возможно, увижу ее только в следующую. Перерыв составит почти неделю! Мне захотелось увидеть ее, как никогда ранее. Но что я мог поделать? Я знал, что ее приближенные служили ей верой и правдой и по первому зову кинулись бы выполнять любое ее желание, любую просьбу. А что мог я? Навестить ее, преподнести цветы, много цветов, сделать все, что пожелает, лишь бы она скорее поправилась? Я даже не знал, где она живет! Сомневаться в том, что ее обеспечат всем необходимым, было бы глупо. Они имели возможность быть с ней рядом, а я нет.
За все время моих посещений лекций Марины Мирославовны я заметил, что только один из дежурных нес свою службу и по средам, и по пятницам. Остальные менялись, как парни, так и девушки. После лекций они всегда уходили все вместе. Один раз я видел, как этот постоянный помощник нес ее портфель, и страшно ему позавидовал. С Мариной Мирославовной все время кто-нибудь был рядом, она никогда не оставалась одна. В Доме, на лекции, по дороге ее постоянно окружали члены Братства. Но больше всего меня волновало, кем был этот парень. Почему только он был несменяемым? Почему он был с ней рядом больше остальных? Я должен был выяснить это как можно скорее.