Лика только выдохнула, собрав ключи с туристов, которые ломанулись осматривать красоты Костромы, как подходят к стойке кэп и старпом.
Прилипкин пристраивается сбоку от стойки регистрации, капитан – напротив Лики.
– Как сама? – спрашивает. – Не приставали?
– Приставали, конечно, – отвечает Лика в тон.
– А ты? Держишься? – спрашивает Бляденко, словно уже застолбил её.
– Я? Конфетки ем. Меня легко купить за сладости и фрукты, – отвечает.
– Ну так пошли, у меня есть пачка сахара.
Все ржут, Лика тоже. Всё-таки, кэп подкупает тем, как виртуозно жонглирует словами.
– Ну что, когда мы встретимся наедине, только ты и я? – продолжает напирать Бляденко, глядя на Лику.
– Я работаю до 10, – она бледнеет. Видно, что злится, – не знает, как дальше отвечать на шуточки.
– Так когда? – переспрашивает кэп, – только ты и я.
Бляденко часто заводит эту игру, и она ему даже наскучила. Но иногда попадаются женщины, кто отвечает не слишком банально, и тогда это становится неплохим развлечением в днях, где каждый рейс отличается лишь ассортиментом овощного рынка: в июне абрикосы и огурчики, в августе – груши и перец.
Старпом хихикает рядом. Лика осознаёт: такие союзы типичны в литературных сюжетах. Вожак стаи (самый крупный или дерзкий мальчишка в компании, или тот же Шерхан в «Маугли»), а рядом – подсевала-шакал. Который противно хихихает и кусает исподтишка, если «шеф» поблизости.
Сейчас, когда Лика чувствовала себя загнанной в угол, он (просто фактом молчаливой поддержки хама) бесил даже больше, чем наглеющий кэп.
– Пользуетесь тем, что я не могу уйти с рабочего места, – Лика почти молит о пощаде.
– А так бы ушла, виляя задом, – снова «укладывает её на лопатки» капитан под одобрительный смех Прилипкина. Ох, бесит Лику мерзкий старпом, который сначала даже приглянулся из-за вежливости и наутюженности.
Мимо стойки проходит Аня – двадцатилетняя горничная, худая, вечно в наушниках или с книгой.
– Аня, – останавливает её Лика, – тебе передали, что 205 просил поменять постельное?