Дверь в зал Образования Союза была приоткрыта. Отворив ее, Маркус сделал шаг внутрь. Помещение было похоже на учебный класс с одним лишь отличием – учительскую доску заменял экран. Громкоговорителей в зале не было, но звук трансляции доносился из коридора. Несколько десятков складных стульев стояли и ждали посетителей. Остальные были свалены в углу. На первом ряду сидели двое – молодой парень, которого Маркус видел в вестибюле, и мужчина в серой бесформенной кофте, поеденной молью. Отсутствие глаза на лице мужчины дополняли обожженные участки на щеке и шее. Он смотрел на вошедшего в зал гостя с ожиданием. Маркус подошел в свободному стулу и сел. Взгляд мужчины переместился на экран, где суд заканчивал разбирательство. Приговор был вынесен, а исполнение наказания оставалось делом времени. Верховный Дах уже закрывал папку с делом обвиняемого. Это означало, что сейчас слово будет предоставлено самому подсудимому, но чтобы тот ни говорил, вердикт не изменится. Камера эффектно сместила свое внимание на женщину лет пятидесяти. Руки ее были прикованы прочными браслетами друг к другу. Она держала их вместе, соединив в замок. Прядь грязных волос свисала на лицо, закрывая его половину. Не составляло труда догадаться о наличии синяков, ссадин и увечий со стороны, куда падала растительность. Седина уже коснулась ее головы. Гордый взгляд был устремлен прямо, а губы искажались то ли в гневе, то ли в желании выплеснуть весь накопившийся запас слов. Одежда, местами порванная, больше походила на тряпки, которыми принято вытирать полы. Обуви не было. Женщина смачно харкнула в сторону Верховного Даха, повернулась к камере и открыла рот, чтобы вывалить все то, что мечтала сказать. Слова не успели покинуть ее голову, так как палач спустил свой курок первее. Громкий звук разнесся по всему коридору Департамента, залетая в каждую из закрытых комнат. По залу, где сидели трое, он, казалось, прокатился не один раз, отзываясь эхом в сознании Маркуса. Пуля разнесла лицо подсудимой на куски, превратив его в кровавое месиво. Еще секунду назад живое тело тут же обмякло и свалилось на пол, истекая багровой липкой жидкостью. Камера продолжала снимать безжизненный труп, а режиссер в компании оператора добавляли красок в огонь, приближаясь к изуродованной выстрелом голове. Маркус ощутил металлический привкус на своих губах, когда на экране появились сваленные в кучу волосы обвиняемой. Седина исчезла, теперь это была сплошная ярко-красная каша с добавлением частиц кожи и кусочками черепной коробки.