Например, бабушка любила повторять: не забывай про ножницы. Смысл был в том, что чем чаще человек приходит в свой сад с ножницами, тем красивее в этом саду вырастают цветы. Глубокой осенью на даче бабушка брала маленькую Машу в помощницы, когда наступала пора обрезать её любимые розы. В мае пожилая женщина с внучкой тоже выходили в сад с секаторами – срезать сиреневые ветки.
Зимой ухаживали за геранями. Пузатые керамические горшки, как пациенты в очереди, стояли на широком кухонном подоконнике, а Нина Александровна, низко склонившись к пахучим цветочным розеткам, подслеповатыми глазами сосредоточенно выискивала в них старые, отцветшие венчики. Бабушкины руки, тёмные, покрытые причудливыми коричневыми пятнами, касались развернутых к солнцу листьев. Узловатые пальцы нащупывали сухой стебель, а клюв старых портновских ножниц с асимметричными кольцами опускался, чтобы ткнуться точно в то место, откуда больной лист брал начало.
Труднее всего приходилось растениям уже немолодым; у них бабушка отсекала не один больной черешок, а сразу несколько. Маша удивлялась, откуда герани берут силы, чтобы восстановиться и зацвести снова. Нина Александровна отвечала, что всё самое важное скрыто от глаз садовника. «Корни всё помнят, – говорила бабушка, – корни вытянут». И Маша верила ей.
От срезанных листьев по воздуху плыли горьковатые волны, запах походил на смесь ароматов вянущей розы, мокрой осенней мяты и земли, растёртой между пальцами. Алька, старшая сестра, терпеть его не могла, а Маше от гераневых выдохов делалось сначала грустно, а потом спокойно. И именно в такие минуты ей казалось, что всё идёт так, как надо.
Это был лучший способ пережить любую досаду или неудачу – вспомнить о ножницах и бабушкиных цветах.
Маша поднялась на седьмой этаж и, только выйдя из лифта, сообразила, что могла бы не оттягивать себе руки тяжёлыми пакетами, а позвонить по мобильному и вызвать во двор сына Петьку, чтоб тот донёс продукты до квартиры.
Не было никаких сомнений: весь вечер Петька просидел перед телевизором.
Маша прошла в прихожую и со стуком опустила покупки на пол. В квартире подозрительно пахло какой-то гарью.
– Эй! Снова обед спалил?
– Ничего я не спалил, – из комнаты раздался ломкий подростковый басок.
Она ненадолго задержалась в коридоре, чтобы поправить рамку картины, которая висела в простенке между большой комнатой и детской. Это была абстракция: тонкие, угольного цвета перила и малиновый вихрь, расколовший лестницу надвое. Автор композиции, Машин выпускник, назвал картину «Бык бежит по лестнице». Маша прикоснулась к раме и выровняла горизонталь. Стряхнула с пальцев следы пыли. Самое время заняться уборкой, подумала она.