Сумасшедший декабрь - страница 6

Шрифт
Интервал


– Мама сказала: нельзя ходить с дядями, – строго сообщает мне и деловито убирает волосы с лица.

– Это правильно. А зовут-то тебя как? – Вновь отрицательно качает головой. – Тоже мама не разрешает говорить? – Кивает. – Ну тогда будешь Дюймовочкой. Надень шапку, а то простынешь.

Девочка слушается, натягивая белую шапочку с пушистым помпоном.

– И что делать-то будем?

Девочка пожимает плечами.

– Эля! Элечка! – к нам вылетает девушка, почти падает на колени и сгребает в охапку ребенка. Похоже, мама нашлась. – Ты куда убежала?!

Девочка что-то отвечает, и обе плачут. А я, как идиот, смотрю на косметику, которая выпала из сумки девушки и катится по ступенькам. Помада, крем, какой-то спрей, коробочка. Наклоняюсь, начиная собирать вещи, беру коробку и понимаю, что это тампоны.

– Что вы делаете?! – возмущается шатенка, вырывая у меня тампоны и фыркая с пренебрежением.

Да, выгляжу я, правда, не очень. Изолятор изрядно подправил мой фейс. Да и прет от меня затхлыми стенами и табаком. Первое, что меня цепляет, это ее глаза цвета виски, волосы… губы… запах свежей малины и мяты… А ещё очень задевает пренебрежение в ее взгляде, словно я бомж. Цепляет так, что хочется нахамить и поставить суку на место, но я перевожу взгляд на ребёнка и стискиваю челюсть.

– За ребенком следи! – оскаливаюсь и быстро ухожу к машине.

Все в нашей жизни решают внешний лоск и обертка, все телки ведутся на это и на деньги. Все, невзирая на возраст. Увидела смазливую физиономию, заценила часы стоимостью в полмиллиона, тачку и уже потекла. А то, что я внутри прогнивший, никого не волнует. Чем я успешно и пользуюсь.


***

Прихожу домой, и первое, что делаю, – принимаю душ, приводя себя в порядок. Упираюсь руками в кафель и долго стою под струями горячей воды. Закрываю глаза. Дышу. Но напряжение не снимает. Мышцы словно забитые, голова гудит.

Выхожу, бреюсь, одеваюсь, открываю ящик и надеваю часы и крест (всегда его ношу). Он без распятия, просто отполированное серебро на длинной черной плетёной веревке. Дешёвая вещица, но самое ценное на нем – гравировка «Спаси и сохрани». И это не просто шаблонная фраза, это пожелание моей матери. Единственная осязаемая вещь, которая у меня от нее осталась.

Спускаюсь на кухню, по дороге набирая сообщения Севе и Алене, хочу напиться и потрахаться. Я почти месяц голодал. Ну и проставиться надо за освобождение.