– Франтишек, ты не знаешь, живет ли там кто-нибудь сейчас?
– Где? – одно слово дало Роберту понять, насколько брат был равнодушен к окружающему миру.
Сориентировавшись, чего от него хотят, Франтишек пояснил, что с владельцами их семья знакомств так и не имеет. Но замку принадлежит дурная слава – однажды там повесилась хозяйка, и с тех пор неизвестно, кому он перешел. Имущество не выставлялось на торгах, новые владельцы не изъявили желания познакомиться с давними жителями этих мест. Вот и все, что ему известно. После слов о повешении Каролина закашлялась еще больше – кажется, ее стошнило. Франтишек окликнул Марлу, которая все это время кокетничала с курящим хмурым возничим, и служанка отвела госпожу в сторону, принявшись ухаживать за ней. Разговор продолжался нескладно: Роберт так и не смог больше ничего узнать, так как Франтишек не интересовался, похоже, ничем, кроме охоты, отца, Квиливитра и Каролины.
– Брат, я хочу еще спросить, – Роберт кивнул в сторону девушек, – твоя жена болеет? Она плохо держится сегодня всю поездку.
Франтишек вздохнул.
– И да, и нет. Иногда она кажется мне совершенно нездоровой. Я думаю об этом, когда понимаю, что у нас до сих пор нет ребенка. Меня очень беспокоит это обстоятельство, потому что люди шепчутся в сторону моей Каролины, будто она «пустая». Я молю Бога, чтобы это было неправдой. Да, ее часто мучают головные боли. Она, как бы сказать… очень зависима от луны. Постоянно смотрит в небо и считает фазу. Раз в две недели ее мучают странные приступы, один из которых доводит чуть ли не до судорог, настолько тело не сидит на месте, а во время второго она спит весь день, не вставая с постели. Я уже сломал голову, потому что наш семейный врач ничего вразумительного так и не сказал. Он шепнул мне, что все дело в, так называемой, женской истерии, и заботы о младенце могут помочь ей оправиться от этой болезни. Я думаю, болезнь у нее никак не телесная; болеет ее душа. Да, Роберт, душа! Моя любимая страдает, чахнет и увядает, а ей так мало лет! Я не могу ничем развлечь ее: уговоры сегодня утром на театр стоили мне разбитого подсвечника, который она запустила в стену. Каролина деспотична к своим слугам: я прошу ее быть мягче, в нашем роду не принято так обращаться с наемной челядью! Мы всегда отличались уважительным отношением и человеколюбием к нашим работникам, но Каролина будто не терпит подле себя ни одной живой души. Тех, кто выше нее, она молчаливо обходит стороной, зато на тех, кто ниже, она сполна срывает злость на мир. Как мне жаль ее, Роберт! Что мне сделать? Как мне вдохнуть в нее жизнь? Она, очевидно, хочет забрать меня следом за собой в могилу, – он разошелся не на шутку, даже глаза его немного покраснели от быстрой речи.